Чубайсенко победно взглянул на визитера.
– Давайте поговорим спокойно, – наконец решился посланец Гаона. – Я приношу свои извинения за несдержанность.
– Принимается, – согласился Ржавый Толик, которому самому не было резона ссориться с западными партнерами.
– Но и вы поймите нашу обеспокоенность…
– Прекрасно понимаю. И предлагаю, чтобы окончательно поставить точку, ознакомиться со следующими документами, – чиновник ловко извлек из стенного шкафчика тонкую папочку. – Вот, пожалуйста. Полная раскладка за прошедшие полгода…
Документы, которые взял в руки иностранный гражданин, проходили под грифом государственная тайна, ибо имели самое непосредственное отношение к энергетической безопасности страны. Но Чубайсенко было на это наплевать. Он был уверен в том, что никто и никогда не осмелится призвать его к ответу за уже совершенные преступления, в ряду которых передача совсекретных сведений иностранцам занимала не самое почетное место.
Эмиссар Ицхака Гаона заинтересованно зашелестел страницами.
Посмотрев пятичасовой выпуск Вестей, Рокотов ушел в сад, уселся в тени огромной черешни и закурил, глядя сквозь переплетение ветвей куда-то вдаль.
Но спокойно посидеть и подумать ему было не суждено. Спустя три минуты скрипнула калитка и во двор вошел уже переодевшийся в камуфляжную форму отец Арсений.
– Батюшка, что ж вы не отдыхаете?
– Не спится, – признался священник, усаживаясь напротив биолога, – посмотрел новости и опять разнервничался…
– Понимаю, – вздохнул Влад, – но мы, к сожалению, ничем помочь не можем. Остается надеяться только на Бога или на западных спасателей. Без них ребят с лодки не вытащить… Если, конечно, будет кого вытаскивать.
– Вы довольно пессимистично настроены, – отец Арсений был на вы со всеми членами отряда, даже несмотря на то, что являлся духовным наставником для большинства из них. – Господь милостив…
– Кто ж спорит, – печально сказал Рокотов. – Но только в том случае, если сам человек делает все возможное для своего спасения. А у нас… Позор на весь мир. Со ста метров своих достать не можем.
– Сообщают, что спасательные люки повреждены, – осторожно заметил священник.
– У нас каждая такая авария выдается за экстраординарный случай, – отмахнулся Владислав. – Надо честно признать – прошлые катастрофы засекречены, выводов из них никто не сделал, а если и сделал – то они недоступны рядовым подводникам и обществу в целом, да и за последние десять лет мы просто-напросто разгромили свою спасательную службу. Вот и все. То, что сейчас осталось на флоте, – старая рухлядь. Я не удивлюсь, если окажется, что переходные люки Мценска несовместимы с люками спасательных аппаратов. А нам это преподносят как повреждения… Все как всегда, батюшка.
Собственную некомпетентность пытаются прикрыть враньем.
– И что же дальше?
– С подлодкой или вообще? – вопросом на вопрос отреагировал Рокотов.
– И так, и так…
– С лодкой – не знаю, я не специалист. Слава Богу, сегодня Президент приказал этой золотопогонной сволочи принять помощь от Британии и Норвегии. Может быть, им удастся спасти хоть кого-нибудь. В чем лично я сильно сомневаюсь… Хочется верить, но не могу.
– А в целом?
– Аналогично. Существовать в таком состоянии Россия уже не сможет. Развалимся мы, святой отец, на несколько кусков. Осталось подождать всего ничего. Лет восемь-десять… Хотя, может и раньше.
– Влад, не надо называть меня святым отцом, – мягко напомнил священник, – я же не католик. И вы тоже.
– Случайно вырвалось. Привык, знаете ли, к классической европейской литературе. В церковь, каюсь, хожу редко. А на исповеди вообще никогда не был…
– Вам стоит только захотеть.
– Это верно. Но знаете, отец Арсений, почему-то не хочется. Возможно, это большой грех, однако желания не возникает. Не потому, что я к религии плохо отношусь. Совсем даже наоборот… Веры нет в порядочность современной церкви, – Владислав печально поджал губы. – Вернее, в личности тех, кто нашу церковь возглавляет в настоящее время. Слишком много с ними связано грязных историй. Беспошлинные поставки водки и сигарет, участие в сомнительных коммерческих делишках, митрополиты-мужеложцы… Фактически церковь стала зеркальным отражением государственной машины – до определенного, не очень высокого уровня священнослужители остаются нормальными и порядочными людьми, а затем все резко меняется. Появляются политические интересы, возникают противоборствующие группировки, служение людям и Богу подменяется на-биванием собственной мошны. Это не кощунство и не самооправдание, а объективный взгляд на происходящее. К сожалению…
– Человек не совершенен, – отец Арсений едва заметно передернул плечами. – Не судите, и не судимы будете.
– Это справедливо только тогда, когда все придерживаются такого принципа, – не согласился Рокотов. – А те, про кого я говорю, пытаются застолбить за собой изречение абсолютных истин и навязать пастве свои правила игры. К вам это не относится. Вы как раз вместе с нами…
– В церкви существует своя иерархия, – священник оперся локтями на стол, – и разрушать ее крайне опасно.
– Я не призываю к разрушению. Но боюсь, что оно произойдет само собой. Развалится страна, а вслед за ней – и церковь.
– Вы все же думаете…
– Увы…
– Но ведь это – катастрофа.
– Я бы не был столь категоричен, – Влад снова закурил. – Такой огромной территорией при таком небольшом населении, как у нас, практически невозможно управлять. Назначения представителей Президента в регионы ничего не решают. Создается еще один дополнительный и абсолютно неработоспособный бюрократический аппарат… Который как раз и может стать той соломинкой, что переломит спину верблюду. Вот и покатимся в пропасть…