– В Питере аналогично, – зевнул Рокотов. – У меня приятель был, коммерсантом заделался, еще в самом начале перестройки. Причем не барыга-перекупщик, а производитель. Пекарню свою открыл, развернулся… Ну, и купил себе девятку. Цвет мокрый асфальт, стекла тонированные, все чики-чики… У дома решил держать, соседи свои, если что – угонщиков отпугнут. Но не тут то было! На следующий день выходит – бокового стекла нет. Стекло новое поставил, бабке с первого этажа денег дал, чтоб караулила… На второй день – нет заднего стекла и кто-то гвоздем по борту царапнул. А бабка орет, что никого не видела. Ладно, загнал во внутренний двор, запер ворота… Вечером грохот. Выглядывает в окно – прям в лобовухе унитаз торчит. И ведь не лень кому-то было на крышу лезть и оттуда сантехникой швыряться! Мораль понятна – не выделяйся, иначе ближайшие друзья-приятели и сожрут… Теперь тот парень отдельный коттедж себе построил, за машины свои не переживает. А соседи, что унитазами кидались и стекла ему били, так в том доме и кукуют. Все деньги на косметический ремонт подъезда в местной администрации выколотить пытаются. А не гадили бы – давно б по чистенькой лестнице ходили бы, дверь на кодовом замке имели бы. Мораль вторая – минутное удовлетворение от сделанной пакости обычно оборачивается потерями в будущем…
– Это точно, – согласился Никита, как-то раз бросивший килограмм дрожжей в выгребную яму соседу, случайно своротившему своим трактором распорки, на которых сохли добытые браконьером шкурки, и так же непреднамеренно проехавшему по нежному меху грубыми колесами чадящего Белоруся.
Воспоминание о свершившемся возмездии и криках смываемого фекальными массами тракториста, наутро распахнувшего дверь в свой скворечник, согрело душу экс-браконьера, и он широко улыбнулся.
Пресс– секретарь Главкома ВМФ капитан второго ранга Игорь Дрыгало сбежал по ступеням центральной лестницы, покрытым роскошной ковровой дорожкой бордового цвета по пятьдесят долларов за метр, на несколько секунд задержался у огромного зеркала, стоящего аккурат напротив стойки дежурного мичмана, огладил китель и придай своему лицу выражение усталой задумчивости. У ворот штаба его ждал корреспондент НТВ.
Ежедневное участие Игоря Дрыгало в выпусках информационных программ уже стало ритуалом. Четвертый день вся страна/затаив дыхание, следила за развернутой на Северном флоте спасательной операцией и ловила каждое слово пресс-секретаря Главкома ВМФ.
Первые два дня Дрыгало купался в лучах неожиданной славы.
На третий, когда журналисты принялись задавать неудобные вопросы, удовольствие от непрекращающихся интервью сменилось раздражением на собственное начальство, фактически выставившее кап-два щитом между собой и обществом. К тому же ситуация вокруг утонувшего Мценска не менялась. Спасательные снаряды бестолково тыкались в корпус, маневрировали возле рассеченной ударом форштевня комингс-площадки аварийного люка, но к переходной камере в девятом отсеке субмарины так и не присасывались.
Дрыгало обратился к адмиралу флота Самохвалову с просьбой о прекращении своего участия в информационных выпусках, на что получил резкую отповедь и приказ во что бы то ни стало продолжать успокаивать телезрителей. Как именно следовало успокаивать, ему не объяснили.
Мол, сам разобраться должен, на то он и пресс-секретарь.
Правда, дали карт-бланш на любое вранье, которое хоть как-то сможет сгладить Начинающуюся истерику в обществе.
Из разговора с Самохваловым капитан второго ранга сделал для себя вывод, что реальная обстановка вокруг Мценска резко отличается от сообщений с пометкой для служебного пользования, распространяемых среди офицеров штаба. Он не знал истинных причин аварии атомного ракетоносца, но подозревал, что выдвинутая официальная версия о столкновении лодки с миной времен Второй мировой войны так же далека от правды, как таран субмарины летающей тарелкой с Альфы Центавра, ведомой пьяным инопланетным пилотом.
Дрыгало достал расческу, провел ею по жиденьким волосикам и немного склонил голову вбок, проверяя, достаточно ли печальный у него внешний вид.
Идти к воротам, где приплясывали от нетерпения интервьюер с телеоператором, не хотелось. Вместо этого кап-два с удовольствием бы полежал на диване в комнате отдыха. Но надо.
Пресс– секретарская должность была синекурой ровно до той поры, пока на флоте не происходило нечто экстраординарного. Тогда у Дрыгало начиналась горячая пора. Так уже было, когда матросик на все том же Северном флоте захватил в заложники десяток своих сослуживцев и заперся с ними на командном посту стоящей у пирса атомной субмарины. Дрыгало не спал двое суток, чуть не получил выговор от министра обороны за несвоевременный доклад по команде, но сумел смикшировать инцидент и так убедительно врать журналистам, что те потеряли всяческий интерес к происшедшему буквально на следующий день после того, как доморощенного террориста выкурили с лодки слезоточивым газом. Причина захвата заложников так и осталась за кадром.
А она была зело интересной.
Фактически матросик спасал собственную шкуру. Как-то раз, заступив на пост по охране склада электронного оборудования для ракетных комплексов, он стал свидетелем того, как командир дивизии подводных лодок совместно с начальником технической службы. вынесли с территории несколько десятков схем из блоков наведения комплекса Гранит. Каждая схема содержала около шестидесяти граммов золота, за которое обосновавшиеся в Мурманске скупщики-армяне платили полсотни рублей за грамм. Три тысячи за схему. В условиях Севера и при зарплате старшего офицера чуть более четырех тысяч такая прибавка была существенной.