Последняя надежда найти кого-нибудь выжившими отошла в небытие.
Ларе отдал команду на всплытие.
Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Зотов снял фуражку, тыльной стороной ладони вытер соленые брызги, окропившие его щеку, и понуро опустил голову.
Теперь можно было не спешить и не демонстрировать съемочной группе государственного телеканала свою бешеную активность в деле спасения моряков с затонувшей подлодки.
Все уже позади…
Два часа назад норвежцы официально объявили о том, что переходной колодец аварийного выхода заполнен водой.
Это финал.
Флагман российского ударного флота окончательно и бесповоротно превратился в груду лежащего на дне искореженного железа. Прогнозы скептиков, предрекавших провал спасательной операции, оправдались. У ВМФ так и не нашлось средств для того, чтобы в экстренном порядке хотя бы подтащить корму Мценска поближе к поверхности, где могли бы сработать легкие водолазы.
Правда, никто из адмиралов к этому и не стремился.
Даже наоборот.
Любое предложение от независимых специалистов ложилось под сукно. В деле сокрытия ненужных инициатив Зотову и Яцыку не было равных. И вице-премьер Кацнельсон не только не мешал этому процессу, но и азартно его поддерживал, подсчитывая будущие барыши, когда в систему военно-промышленного комплекса хлынут потоки бюджетных денег.
Хватит на всех.
После такой катастрофы и такого общественного резонанса получить дополнительные ассигнования будет легко. Депутаты сами предложат увеличение расходов на оборону. И внесут поправки в проект бюджета.
За свое кресло Зотов не боялся.
Он хорошо выступил перед публикой, вовремя подал рапорт об отставке и ничуть не сомневался, что его не удовлетворят. Самохвалов подсуетится. Объяснит Президенту, что вины комфлота в трагедии нет.
Может статься, что даже наградят.
За четкую организацию спасательных работ и за личное мужество.
Что же до погибшего экипажа…
Все бывает. Служба на подводном флоте – не синекура. От аварии не застрахован никто. А документы, подтверждающие отсутствие вины адмирала, давно готовы. И никто никогда не докажет, что Зотов знал об истинной причине трагедии, знал с первой минуты.
Свидетели уже мертвы.
Капитан Адмирала Молотобойцева будет молчать. Показания кренометра авианесущего крейсера, по которым можно было доказать факт тарана, стерты, на прибор поставлена новая лента. И вскорости корабль-убийца сам налетит на камни.
Случайно.
И отправится в сухой док, где ему поправят немного помятое днище. Никто ничего не заподозрит. На флоте многое бывает, в том числе и неудачный маневр. Особенно при преследовании вторгшегося в территориальные воды объекта…
Зотов повернулся к оператору, с трудом удерживающему на плече тяжеленную камеру.
– Я виноват, – трагическим голосом начал адмирал и с удовлетворением отметил, что на глаза навернулись почти искренние слезы. – Я не смог спасти сто восемнадцать жизней. Я сделал все возможное, но не смог. Извините меня… Я понимаю, что никакие слова утешения не помогут матерям и вдовам пережить это горе…
Корреспондент, который целую неделю был в гуще событий и гнал свои репортажи прямо с борта крейсера, стиснул зубы и отвернулся.
В отличие от Зотова, журналист плакал по-настоящему.
Рокотов запрокинул голову и уставился на расселину, наискосок прорезающую почти вертикальный склон горы. Кто-то из казаков присвистнул.
– И как мы тут пройдем? – поинтересовался Рудометов.
– Молча, – Филонов спокойно затушил окурок о подошву десантного сапога.
– Может, лучше обойти? – неуверенно предложил Веселовский.
– Кому охота намотать лишних сорок километров, тот пущай идет. – Никита с деловым видом достал из рюкзака моток тонкого троса. – Заодно с чичиками повоюете. Их и слева, и справа в избытке… А здесь нас никто караулить не будет.
– Ночь скоро. Как мы в темноте-то полезем? – Туманишвили посмотрел на Влада, будто ища в нем поддержку.
– Ночью вертухи не летают, – экс-браконьер закрепил на поясе хромированный карабин. – А лезть… Один черт – что днем, что ночью. Это снизу страшно, горушка огроменной кажется. На самом деле забраться можно.
– Покорение пика независимого чеченца, – Рокотов перевесил Грозу за спину. – Не сорвется никто?
– Если в связке идти, то нет. Главное – без паники. Я тут сто раз ходил. И ничего, жив пока, – бодро заявил Никита.
– Тогда веди, – Владислав встал рядом с бывшим браконьером. – Как привязываемся?…
Демилог
13 августа 2000 г.
23:45 по Москве.
Баренцево море, глубина 97 метров.
Атомный подводный ракетоносец Мценск.
Восьмой отсек.
– Давление? – спросил капитан-лейтенант Дмитрий Кругликов.
Боцман оглянулся на фосфоресцирующую шкалу манометра, закрепленного в углу отсека.
– Четыре и восемь…
– Терпимо. За сутки поднялось всего на три десятых, – при свете фонарика-жужжалки, который держал мичман Семенов, Кругликов аккуратно вписал цифры в блокнот. – Прорвемся…
Из двадцати восьми человек, запертых в кормовых отсеках лодки, он был самым старшим по званию. Хотя и не самым старшим по возрасту.
В тот момент, когда корпус всплывающего в аварийном режиме Мценска потряс страшный удар, Дмитрий находился на своем боевом посту в седьмом отсеке. Он чудом увернулся от вылетевшего из гнезда электронного блока, перекатился по узкому проходу и тем самым спас себя от рухнувшей прямо на операторское место стальной конструкции, на которой крепились ящики с запчастями.