ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Дни, недели перекипали в сумятливых боях и походах. Полки дивизии Гнездилова отступали бездорожьем - по лесным вырубкам, через поля, пахнущие жженым зерном, под частыми налетами вражеских самолетов; порой за какую-нибудь высотку или безымянную речку разгорались внезапные и отчаянные схватки, но достаточно было немецким подвижным войскам совершить обход, как линия обороны ломалась, боевые порядки свертывались, и красноармейцы скрепя сердце отходили, целыми сутками не ведая ни сна, ни передышки.
В одну из июльских ночей штаб дивизии отмахал на восток километров сорок и остановился на окраине опустевшего села. На всякий случай полковник Гнездилов приказал размещаться подальше от хат, от ершистого пригуменного ельника, а оперативной группе штаба занять здание школы, что стояла на отшибе. Под окнами школы цвели астры, среди утомленных яблонь белела гипсовая фигура девочки с приветливо поднятой рукой. "Одна тут осталась, сиротка каменная", - подумал Гнездилов, и ему почему-то захотелось погладить одиноко и печально притихшее в кустах изваяние. Шагнул через газон, как вдруг из-под ног выпрыгнул белый кролик. На миг позабыв о скульптуре девочки, Гнездилов уставился на кролика: отбежав в сторону, тот мирно щипал траву возле цветов. Потом, видимо заслышав урчание подъехавшей машины, кролик навострил розовые уши и метнулся под каменный фундамент.
"Долго не проживешь, голубчик. Придут немцы и слопают за милую душу", - усмехнулся Гнездилов, но, точно от булавочного укола, вздрогнул при этой навязчиво возникшей мысли. - Придут немцы... Доколь же, черт возьми, будем отходить? Хватит! Довольно! - вслух проговорил он и обратился к начальнику штаба: - Вот что, товарищ Аксенов. Когда части подтянутся и займут указанный им рубеж, вызови ко мне командиров полков и обслуживающих подразделений... Заодно достань план боя, который я готовил... Помнишь, у лагеря? Дадим ход этой операции. Хватит, черт возьми, отходить, пора и наступать!
- Без нужды теперь эта операция, - высказал сомнение Аксенов.
- Как без нужды? - вперил в него глаза комдив. - Тебе не надоело пятки подмазывать? Откуда такое упадническое настроение?
- По мне хоть сейчас на Берлин. Но только план устарел. Замышлялся он применительно к той местности и обстановке. А теперь...
- Невелика беда, - перебил Гнездилов. - Можно подновить. Главное идея заложена правильная, а начертание местности и расчет сил легко исправить. Вот и займись этим, пока есть время. Да, кстати, обязательно нарочным вызови от Набокова ефрейтора... Как его... Ну, который штыком орудовал?
- Бусыгин, - подсказал начштаба. - Наградной лист на него прислали из полка, к ордену хотят, разрешите подать на подпись.
- Успеется, - махнул рукою Гнездилов. - Ты обеспечь мне явку самого Бусыгина, и чтобы в полном снаряжении, понял?
Еще затемно приехав сюда, полковник Гнездилов решил часок-другой урвать для сна. За двое суток, проведенных на ногах, он выбился из сил и едва улегся на заднем сиденье "эмки", как сразу заснул, выставив из приоткрытой двери ноги.
Утром, когда подтянулись полки и связь с ними была восстановлена, в штаб позвонили. К телефону подошел майор Аксенов. Новость, которую он услышал, обрадовала и обескуражила: в штаб едет представитель фронта. "Теперь будем в курсе всех событий. Но зачем едет? Уж не учинит ли разгон?" - тотчас мелькнула мысль у начальника штаба. Он подошел к машине и начал будить комдива, не боясь на этот раз его потревожить.
- Почему же этот представитель сразу в полку очутился? - озадаченно спросил Гнездилов, когда начальник штаба доложил о приезде.
- По всей вероятности, в пути к полку пристал, иначе бы не сразу отыскал.
Лицо Гнездилова минуту-другую оставалось вялым, бесстрастным; позже, надев гимнастерку и поправив ремни, как-то преобразился, стал собранным, хотя, впрочем, в глубоко сидящих глазах копилась горечь пережитого.
Он поднялся на веранду школы, прошелся по коридору и занял продолговатую комнату, обставленную жесткой мебелью. Пока вносили сейф, устанавливали телефонный аппарат, Гнездилов терпеливо ждал. С подоконника глядел на него пустыми глазницами череп обезьяны. Гнездилов хотел его выбросить в окно, но сдержался. Встав, он заходил по комнате, сам с собой рассуждая: "Ну, отходим... Так ведь не одна только моя дивизия в таком положении! Вся армия отходит, а я - песчинка... Нет-нет, постой... - Он остановился и почесал бровь. - Как это - песчинка? Эге, во мне еще хватит пороху! Я им покажу, на что способен Гнездилов!" Николай Федотович решительно шагнул через порог и приказал дежурному офицеру позвать к нему начальника штаба.
Вдвоем они принялись окончательно доделывать, или, как любил выражаться Гнездилов, утрясать, план будущей операции. Причем комдив, как и раньше, предпочтение отдавал ближнему бою, что, по его мнению, должно было решить исход любой, даже крупной операции. Дело шло к концу, когда к штабу подкатила бронемашина.
- Погоди, - Николай Федотович встал и, на ходу поправляя ремни и одергивая гимнастерку, выбежал из комнаты. В коридоре он увидел генерала Ломова. Генерал был в комбинезоне стального цвета, с автоматом на груди и в тяжелой, сдвинутой на глаза каске. Весь в пыли, генерал, прежде чем поздороваться, снял каску, вытер худое лицо, свалявшиеся волосы, и глаза его, как и бывало, заблестели тепло, удивленно.
- Рад, очень рад видеть! В такой войне, братец мой, день прожить равно году! - восклицал генерал, обхватив комдива одной рукой, затем, отступив на шаг, пристально оглядел его с головы до ног. - А ты, признаться, мало изменился. Честное слово, расейская в тебе закваска. Да, природная, своя!..
Уступая генералу дорогу, Гнездилов провел его в комнату и кивком головы дал понять начальнику штаба, чтобы тот оставил их наедине. Довольный столь радушной их встречей, Аксенов сгреб документы и удалился, неслышно и плотно закрыв дверь.
- Как вы тут устроились? - спросил генерал.
- Как видите...
- Э-э, брат, положение... - процедил Ломов, сокрушенно качая головой. - Как говорят, дальше ехать некуда. Минск горит. Тонны бомб принял на себя... На дорогах - беженцы, ты это и своими глазами видишь, в какую беду попало население. Думаю, важнее тебе знать о фронте... - Ломов помолчал. - Разрозненные соединения на своих плечах выносят тяжесть борьбы, как вот твоя дивизия...