Услышав столь лестный отзыв, Гнездилов вначале даже не поверил: шутит или всерьез? Перехватив недоуменный взгляд Гнездилова, генерал повторил:
- Да-да, как твоя дивизия!
Николай Федотович, испытывая волнение, не сводил глаз с генерала, радуясь встрече и одновременно сочувствуя ему. Ломов был все тот же: неспокойный, подвижный, только сильно сдал внешне - похудел. Лицо его, некогда розоватое, побледнело, стало маленьким, и во взгляде, в прищуре темных глаз скрывалось нечто такое, что другим было неизвестно.
- Командующий у нас новый, - сообщил Ломов. - Ставкой прислан. С Дальнего Востока, Отдельной приморской армией командовал. Генерал Еременко, дотошный такой, на месте не сидит. Голосом, правда, не удался в командующего, - усмехнулся Ломов. - Ведь прежде всего для командира важно что иметь? Голос. Властный, громоподобный голос! А у него, у нашего командующего, голосок какой-то... соловьиный, что ли, вернее - женственный очень, хотя сам он страстный приверженец сильного, властного голоса.
- А куда же девался Павлов?
- Э-э, брат, с ним история, - продолжал Ломов с необычной для него откровенностью. - Ведь нам, ветеранам, Павлов в ученики годится, а смотри как взлетел: генерал армии, командующий фронтом! Такое не каждому дано. А все с Испании началось, проявил себя там на баррикадах и всплыл, как на дрожжах... А положа руку на сердце не по нему шапка! Он ведь танкист и, наверное, сейчас бы исправно водил танковую дивизию. А теперь... крышка!
- То есть как - крышка? - пораженный, привстал Гнездилов.
Оглядываясь на окна, Ломов вкрадчивым голосом сообщил:
- Арестовали его. На командном пункте - и прямым этапом в Москву. Говорят, в Бутырке сидит, ждет своего часу...
Гнездилов молча передернул плечами.
Они вышли на веранду. Под тягостным впечатлением настроение у Гнездилова было какое-то двойственное. Он чувствовал, что не в духе и генерал. Надо было чем-то занять его. Как раз в это время он увидел возле забора бойца, на котором были навьючены скатка шинели, противогаз, лопата в чехле, набитый до отказа ранец, винтовка, котелок, две гранаты, патронташ...
- Это Бусыгин, - на ухо шепнул комдиву майор Аксенов.
- А-а, весьма кстати, - оживился Гнездилов и повел генерала к забору, говоря: - Прошу познакомиться, это - наш герой! Штыком владеет, как ложкой. В первом же бою знатно отличился: группу немцев на тот свет отправил.
- Как же ты их колол? - спросил генерал.
- А как придется, - нисколько не смущаясь, пробасил Бусыгин. - Ежели грудь подставит, то и в грудь... Только опосля штык выдергивать маленько трудновато. Способнее колоть в спину али пониже... Ну в эту самую... слегка покраснев, замялся Бусыгин.
- Что же в это время немец - сопротивляется?
- Он бы, конечно, готов вдарить. Озирнется, норовит аж зубами вцепиться, а его подденешь, как сноп, и через себя.
- Вон как! - удивился генерал, рассматривая высокую фигуру солдата, и кивнул на его огромные кирзовые сапоги. - Какой же размер носишь?
- Сапоги-то? Эти сорок четвертого номера, да чувствительно жмут!
- Значит, прямо через себя кидаешь?
- А чего с ними чикаться? Детей не крестить и на одной улице не жить. Норовишь так вдарить, чтоб и по пикнул! Намедни, правда, одного не доканал. Чудно даже вышло. Прижучил его у дороги. Он нырь в водосточную тубу, гляжу - штаны сымает. Вот, думаю, по нужде собрался. Ждать-пождать, а он не вылазит. И таким, извиняюсь... духом из трубы понесло, что хоть нос затыкай! Пришлось отстраниться.
Окруженный командирами, Бусыгин рассказывал под громкий хохот. Он стоял навытяжку, слегка пошевеливая плечом, - видно, тер ему ремень, и подрагивающий штык отливал в лучах солнца густой, острой синью.
- Какой прием тебе больше всех удается? - не уставал допытываться генерал.
- А любой, смотря с какого заходу колоть. Ежели охота, могу и вещественно доказать, - расхрабрился под конец Бусыгин. - У меня есть мундир ихний.
- При себе носишь? Кто тебе разрешил? - всполошился Гнездилов. - Я же предупреждал, особенно шоферов, но надевать трофейные немецкие мундиры или плащи...
- Начхоз выдал, - объяснил Бусыгин. - Возьми, говорит, пригодится. Может, штыковую заставят показать. Чучела же теперь не сыскать. А мундир самый раз - поглядишь на него, и злость в тебе кипит! - Понимая, что всем и вправду охота поглядеть его уколы, Бусыгин снял ранец, вынул изрядно помятую куртку мутно-зеленого цвета, с бурым кровавым пятном на боку.
- Вешайте вон туда, - указывая на вязок, обратился Бусыгин к рядом стоявшему майору, а сам вдруг принял воинственную позу: глаза его загорелись, брови, и без того колючие, ощетинились, угреватое лицо посинело. И только майор успел отбежать от вязка, как Бусыгин сорвал с плеча винтовку и, пружиня шаг, подрагивая всем телом, шагнул вперед, со страшной силой нанес удар. Штык так глубоко пошел в ствол вяза, что Бусыгин не мог выдернуть его сразу.
- Ну и силушка! - нараспев протянул генерал и подмигнул комдиву. Вот ведь земля русская каких богатырей плодит!
Бусыгина отпустили, и он вразвалку, не оглядываясь, пошел к себе в полк прямиком через огороды.
...Вызов командиров в штаб был перенесен на вторую половину дня, так как полки еще не управились с оборудованием позиций на новом промежуточном рубеже. Времени было в избытке, и Гнездилов предложил генералу отдохнуть. Проведя бессонную ночь в разъездах, Ломов ощущал озноб в теле и прилег в той же комнате на деревянном топчане. А Гнездилов, сидя за столом, опять принялся рассматривать принесенный ему план боя.
- Замышляю я одну ловушку немцам. Не хвалясь, должен вас уверить, товарищ генерал, эта операция будет поворотным пунктом на нашем участке фронта. Хватит нам отходить, пора и двинуть в наступление, так сказать, повернуться лицом к опасности! - Говоря это, Гнездилов заулыбался и оглянулся на топчан: генерал, укрывшись с головой шинелью, глухо, с присвистом похрапывал. "Умаялся дорогой! Ну поспи, а потом я тебя удивлю..." - подумал Гнездилов, и его потянуло на сон; он подпер руками голову и задремал.
Его разбудил шум за окном и отдаленная трескотня выстрелов. Не понимая, что произошло, Гнездилов выскочил на улицу. Бледный, перепуганный адъютант доложил, что в лесу немецкие автоматчики. Перебивая все остальные голоса, Гнездилов крикнул: "Отбить!"