Гальдер застал жену и детей спящими; они в такой час не ждали его приезда и, как всегда, очень рано легли спать. Не желая будить супругу, походил по залу, остановился у трельяжа; в зеркале предстал он таким, как есть - невысокого роста, плотный. Сняв фуражку, он погладил торчащие ежиком волосы, прикоснулся почему-то к бархатному стоячему воротнику, обшитому кантом, и снова напялил на затылок фуражку с выгнутым козырьком. "Ничего, недалек день, когда будем шагать по Москве!" - подумал Гальдер и, довольный собой, ладонью погладил крутой раздвоенный подбородок.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Еще налиты свинцовой тяжестью облака, еще стынет сумрачный лес и по ночам вьюжит поземка, - в эту самую пору, бывает, займется весна-ранница, и не в лицо, а в самое сердце пахнет тоскливо-жданным запахом пробудившейся земли, повеет необъяснимо волнующим теплом ветер. И на полях, возле дорог, на припеке лесных вырубок с тяжким вздохом оседает ноздревато-рыхлый, будто исклеванный лучами, снег. А сосновый бор, а задумчивая по весне даль уже дымятся зеленым туманом...
Только по ночам еще держится, поджимая мороз, нехотя скрипят обледенелые деревья, а воздух тугой, недвижимый, обжигающий...
Но сквозь редеющую мглу короткой ночи все смелее пробивается рассвет, горизонт перед восходом становится жгуче-синим, необычайно высоким, и пламенеет небо, играет и смеется в палевых лучах вешнее утро.
Лед на реке взламывался бурно.
Под утро прошел теплынный дождь, и ручьи, ломко похрустывая и звеня льдинками, разбежались на дорогах. Пока еще крепкий, не размытый водой лед на реке пучился, как бы вздыхал, ворочался. К полудню, когда под лучами пекливого солнца разнежилась земля и забурлили вешние потоки, река насытилась водой, и лед начал горбиться, затрещал. Там и тут зеркало ледяного поля мгновенно, как молнии, рубцевали зеленые расщелины. Теперь уже лед не поглощал воду. А через недолгое время зашевелились, тронулись, сбивались кучно, терлись друг о друга льдины!..
Пока крепилась, была неподатлива санная дорога, проложенная зимой прямо через реку. Снег лежал на ней серыми заплатами. Солнце лило и лило потоки жарких лучей, съедающих снег, и дорога, кажется, тоже не выдержала - медленно стала поворачиваться...
Это было так дивно, что Марылька взбежала на откос и долго смотрела, как суетливые льдины уплывали все дальше, скрываясь за изгибом поросшего ольшаником берега. Вот уж и дорога оторвалась от прибрежного изволока и поплыла, чуть покачиваясь, на огромной льдине.
Марылька учила детей младших классов и каждое утро зимой ходила по этой дороге в школу, что стояла за рекой; вон даже и теперь виднелась на льдине ветка, воткнутая однажды в снег, и ей стало немножко грустно провожать уплывающую дорогу.
Сама не зная почему. Марылька пошла берегом, не сводя глаз с причудливо плывущей дороги. У моста путь льдине преградили, ощетинясь острыми ребрами, металлические брусья ледолома. Льдина наскочила на них, приподнялась и со скрежетом сползла назад, бултыхнулась в воду с тяжким вздохом.
Из-под насыпи выехала лодка, и девушка вскрикнула, увидев, как в одно мгновение на льдину прыгнул человек в военной форме. В крутоверти разлива льдина неуклюже повернулась, опять навалилась на рельсы, обламывая свои талые бока. Марылька боялась, что льдина совсем раскрошится и человеку не выбраться из этого страшного водоворота. Но военный - это был Алексей Костров, - словно бы не замечая опасности, прошел на середину ледяного поля и начал деловито долбить лунку. Продолбив, он опустил туда какой-то ящик. Потом привязал к ящику шнур, заложил лунку кусками льда и пошел на край льдины. Лодку подвел другой сидевший в ней военный, и Костров прыгнул в нее.
Отплыли подальше, к насыпи.
- Эх, красавица, шагала мелко. Юбчонка узка - помешала! - озорно обронил в сторону девушки Бусыгин. - Прозевала свою дорогу. Придется заночевать!
Марылька смутилась от этих слов, но ей было так интересно, что она поборола в себе чувство неловкости и промолвила:
- Может, перевезете?
- Пока нельзя. Прячьтесь! Будем рвать! - ответил Костров.
Перепугавшись, Марылька хотела было перебежать по мосту, но Костров окликнул ее и велел скорее укрыться. Она забежала за насыпь и в смятении ждала чего-то ужасного и для себя, и для них, военных.
Прошла трудная минута. И вдруг раздался глухой взрыв. Эхо раскололось по реке громом, и невдалеке от моста взметнулся белый столб. Марыльку обдало холодными брызгами. С насыпи к ее ногам покатились камушки. Марылька поглядела на место взрыва: огромной льдины не было, вместо нее крутились куски, и под мостом вода неумолчно шумела, пенилась.
"Где же военные?" - встрепенулась Марылька.
А в это время Алексей Костров, выпрыгнув из лодки, уже поднимался по насыпи. Марылька догадалась, что он идет к ней, и вдруг чувство смятения так захватило ее, что она готова была бежать, но, как нарочно, ноги словно пристыли к земле, и она не смела ступить шагу назад. "Да что это со мной? Чего я робею?" - упрекнула себя Марылька и гордо, стараясь никого не замечать, стала глядеть вдаль, туда, где лежал низкий луг и вышедшая из берегов река заливала его водой.
Сразу вот так, запросто, Костров не подошел к девушке. Кажется, тоже оробел. Взобравшись наверх, он походил взад-вперед, будто желая убедиться, не размыта ли насыпь, и, как бы между прочим, заметил:
- Разлилась - удержу нет!
Марылька точно бы ослышалась, тихо спросила:
- Что вы сказали?
- Красиво, говорю, весной в половодье... Вон даже кусок дороги унесло, - показал на санный путь, концы которого обрывались в реке.
- А хаты не затопит? - спросила девушка.
- Боитесь? - улыбнулся Костров.
Девушка поежилась и с сожалением промолвила:
- Боюсь.
- Чудная, - Костров встряхнул прядями волос. - Ничего не случится. Побушует, а там, смотришь, за ночь утихомирится. Да и мы вот посланы усмирять ее, - добавил он озабоченно. - Видели, как рвем льдины...
- А вы смелый! - не удержалась Марылька. - Видела, как вы на льдину прыгнули. Она же могла разломиться, и тогда...