Три недели Финстер пас молодого заготовителя древесины на подступах к Берлину (Нью-Гемпшир). Вскоре выяснилось, что теневые стороны деятельности Виктора тщательно замаскированы и не представляют никакой возможности для прямого шантажа. Жены, подружки, дружка или какого-либо другого объекта запугивания также не имелось. (На пару с Дени Виктор помогал овдовевшей матери с выводком младших братьев и сестер, но, по всей видимости, не питал к ним чересчур нежных чувств.) Свои капиталы он держал в двух местных банках и в одном манчестерском, древесину поставлял по контрактам в Нью-Гемпшир и Мэн, собираясь прибрать к рукам также Вермонт — едва отыщутся подходящие для принуждения клиенты. Учитывая очевидную неуязвимость Виктора, Киран О'Коннор пока не пришел к чему-то определенному: то ли до лучших времен оставить его в покое, как Дени, то ли уже сейчас вовлечь в свой преступный синдикат.
Вторая перспектива казалась Финстеру все более туманной. По его оценкам, Виктор порядочный забияка и крепкий орешек. Его франко-английские мысли порой так сумбурны, что не поддаются расшифровке, на его счету по меньшей мере три убийства и бесчисленное множество психических и/или физических покушений (причем все шито-крыто). Он очень тщеславен, и лишь подсознательный страх удерживает его от применения насилия к старшему брату, которому он дико завидует.
Фабиан Финстер, трепетавший перед хозяином, неожиданно для себя осознал, что Виктор Ремилард внушает ему еще больший страх, и твердо решил высказать боссу свое отрицательное мнение по поводу сотрудничества с этим чудовищем. Пожалуй, даже стоит подумать, как обезопасить себя от его далеко идущих планов.
Пока же, вспотевший, искусанный комарами и обуреваемый дурными предчувствиями, он стойко нес ночной дозор, то и дело шепча синхронный перевод и комментарий по ходу дела в облепленный насекомыми диктофон «Тошиба», что висел у него на шее. Тем временем на застекленной террасе летнего коттеджа появился Виктор Ремилард, хлебнул холодного пива и продолжил работу по набору новых сил в свое расширяющееся метапсихическое гнездо. Беседа с канадским телепатом средних лет и сомнительных моральных принципов, прикатившим из Монреаля на шикарной «альфе», подходила к концу.
— Переливают из пустого в порожнее… Вик достает из холодильника запотевшую бутылку «Гиберниа Дункель Вайце» (Господи Боже!) и угощает гостя… Говорит вслух по-жабьи: «Согласен, Медведь, слияние наших предприятий сулит большую выгоду, но учти: у руля буду я». Фортье отвечает: «Конечно, Вик, никаких проблем. Я же вижу, с кем имею дело… «И хлебает пиво, набираясь храбрости. Вик улыбается и переходит на умственную речь: А ты уверен, что четверо твоих компаньонов с тобой согласятся? Как тебе известно, я в игрушки не играю. Я намерен потрясти галерею… он имеет в виду «преуспеть»… моими умственными приемчиками. «Древесина Ремко» — это так… начало. Скоро я стану крупным овощем… черт!.. очевидно, «большой шишкой» и буду ворочать миллионами… нет, миллиардами… Как и те, кто будут со мной работать. Но только все должно быть по-моему, понял, Медведь? Меня еще никому не удавалось обвести вокруг пальца. А канадец ему в ответ: «На здоровье, Виктор! Я ж говорю, как ты скажешь, так и будет!» Но голова у него, как дуршлаг, мысли так и сочатся: Знаешь, почему мы хотим примкнуть к тебе? Потому что никто так не знает музыку… он хочет сказать «острые углы»… бизнеса, как ты, там, в Квебеке, мы… я, Арман, Доньель и остальные… уф!.. по-мелкому работаем, а чтоб делать настоящие следы… мм… дела, надо пробираться на юг, к тебе, значит. Почему, думаешь, я приехал к тебе с таким регулярным… он подразумевает «открытым, прямым»… предложением?.. Можешь мою башку прочесать… и ребят моих по винтикам разбери — увидишь, мы… уф… не мухлюем. Вик — само обаяние. Говорит по-жабьи что-то вроде «о'кей» и хлопает канадца по плечу. Оба смеются. Мысли бесформенно-дружелюбные, но Медведь все еще боится портки обмочить, а у Вика экран сверкает, ну прямо как ваш, босс…
Финстер нажал на «паузу» и поменял положение. По воде от джонки пошла чернильная зыбь. Комары как будто угомонились, а сытые окуньки ушли спать на глубину. Финстер в душе молился, чтобы Виктор последовал их примеру.
Он надиктовал еще несколько фраз, пока молодой хозяин провожал своего гостя до «альфа-ромео». Условились о встрече с другими канадскими мошенниками. Затем фары «альфы» прочертили на воде две световые дорожки, обрывающиеся неподалеку от джонки Финстера. Машина отъехала назад, развернулась и покатила вдоль берега.
Виктор потянулся, зевнул и пошел по тропке к небольшой пристани перед коттеджем, где остановился, скрестив руки на груди и глядя на озеро. Ум его как-то странно посверкивал.
Лодка Финстера медленно двинулась по направлению к нему, волоча за собой якорь.
— Ох! — пробормотал телепат. — Что за чертовщина!
Он дотянулся до подвесного мотора в три лошадиные силы, дернул за шнур — мотор только жалобно всхлипнул. Дернул еще раз — какое-то виноватое пыхтенье. Проклиная все на свете, Фабиан быстро вставил весла в уключины и принялся отчаянно грести от берега.
— Отпусти, черт тебя…
В нескольких коттеджах на берегу светились окна.
— Помогите! Помогите! — завопил Финстер, но голос затерялся слабым хрипом в летнем хоре лягушек и кузнечиков.
Бесполезно! Темный силуэт на пристани уже в десяти ярдах. Финстер рванул «молнию» на пропотевшей ветровке, чтобы вытащить из кобуры под мышкой кольт «магнум» калибра 37, 5 миллиметра. Взял его обеими руками, хотел было прицелиться, но кольт не слушался, выскальзывал из пальцев, а когда Фабиан вцепился в него крепче, отяжелел, как свинцовый якорь лодки, и едва не вывихнул ему кисть. Потом он заметил, что ствол направлен прямо в коленную чашечку, а палец все сильнее давит на курок. Взвизгнув, он выбросил пистолет за борт. Вик засмеялся.