Возле кухонного гарнитура, перед электроплитой, спиной к нам стоял невысокий, слегка полноватый мужчина, одетый в шорты и майку. Правой рукой он держал сковороду. Судя по виду, на сковороде были макароны по-флотски, правда выглядели они так, будто уже неделю так и лежат. Рядом на столешнице лежали нарезанный хлеб, пожухшие дольки нарезанного помидора и подсохшего огурца.
Похоже, хозяин этого дома давно так стоит. И пообедать он не успел.
Видимо, его в момент готовки накрыло волной, когда упал осколок астероида. Вот он так и застыл на месте.
— Не стрелять, — отдал приказ Порохов.
От его слов стало сразу намного легче. Будто груз упал с плеч. Всё же не хотел я стрелять в человека. Причём не меньше чем Анна Степановна.
— Мужчина, — обратился командир к хозяину дома, — вы нас слышите? Медленно повернитесь к нам.
Но тот совершенно не обращал на нас внимания, продолжая неподвижно стоять на своём месте.
— Мужчина! — ещё раз попытался младший лейтенант. — Мы здесь, чтобы вам помочь. Назовите своё имя.
Никакой ответной реакции не последовало.
— Он хоть живой? — в голосе Ольги звучала тревога. Она тяжело дышала, будто после долгого бега.
— Да, фиксирую сердцебиение, — ответил «Ключ». — Но очень слабое.
— Фиксируете сердцебиение? — удивилась Анна.
— Да. Ровно сорок пять ударов в минуту.
— Почти на грани брадикардии, — пробормотала медичка. — На три удара меньше, и он вряд ли стоял бы здесь живой.
Порохов тем временем медленно приблизился к хозяину дома на расстояние вытянутой руки.
— Будьте на готове, — негромко сказал он, а затем положил ладонь мужчине на плечо и потянул на себя.
Тот, словно поддавшись импульсу, резко развернулся к нам лицом, от чего мы все, включая командира, инстинктивно сделали шаг назад, выставив стволы вперёд.
Я едва удержался, чтобы не вдавить спусковой крючок.
Если бы Порохов не отстранился, мужчина, скорее всего, задел бы его чугунной сковородкой, которую так и не выпустил из руки. Часть содержимого сковороды тут же оказалась на полу.
К счастью, никаких агрессивных действий, с его стороны не последовало. Разве что сковорода заставила Порохова отшатнуться. Мужчина продолжил стоять без движения.
Кожа на его лице была болезненно бледной. Под глазами виднелись синяки, какие бывают от сильного недосыпа. Слышался лёгкий хрип, видимо ему было тяжело дышать.
— Как живой! — пробормотал Борис, который быстрее всех пришёл в чувство.
— Он и есть живой, — глянул я на него и тут же высказал свою версию. — Может, он уснул, как те пассажиры с нашего самолёта?
— С чего ты взял? — «Порох» пару раз ткнул мужчину в грудь стволом автомата, но тот продолжал игнорировать нас.
— Я видел видеоролики с ними в «Телеграмме», — ответил я, по-прежнему ощущая мандраж. — Под глазами у всех спящих были похожие синяки.
— Я тоже видела, — подтвердила мои слова «Ведьма». — Я ещё тогда подумала, что, вроде спят, а синяки такие, будто не спали никогда. Бред какой-то.
— Выходит, он не агрессивный, — произнесла Анна с явным облегчением и опустила пистолет.
— Оставить! — тут же отреагировал «Порох». — Держать цель на прицеле.
— В этом нет смысла, командир, — заступился за медичку «Ключ». — Этот мужчина как будто в коме находится. Активности никакой, судя по датчикам, он и правда будто спит. Зверьё, которое мы встречали до него, было более активным, да и бросалось на нас без раздумий, а этому до лампочки. Сомневаюсь, что он нам чем-то навредит.
Тревожное ощущение меня по-прежнему не отпускало. Я искренне надеялся, что Фёдор прав и этот мужчина действительно не опасен. Но здравый смысл подсказывал, что сохранять бдительность следовало бы.
Мы все переглянулись, однако опустить оружие так и не решились.
— Что будем с ним делать? — спросил я. — Мы же не можем бросить его тут. Вдруг звери его сожрут?
— И что предлагаешь? — нахмурился «Порох». — Вынести его из зоны мы его не можем. У нас сейчас только одно направление. Оставим его здесь и вся недолга. Только двери закроем. Не съели за четыре дня, значит ещё денёк точно проживёт.
— Предлагаю спрятать его в машине СОБРовцев, — предложил я.
— Отличная идея, — усмехнулся Борис. — Главное чтобы бобры не приняли его за консервы и не решили закусить.