Эту историю Бабур относил к бабушкиным сказкам, а вот в то, что на гробе Тимура красуется резная надпись: «Когда я восстану из могилы, мир содрогнется», верил.
Он почтительно приблизился к гробу и, чуть ли не со страхом протянув руку, коснулся крышки, где был выгравирован подробный перечень предков Тимура.
«Мои предки, — подумал юноша. — Моя кровь».
Склонив голову, он коснулся губами холодного камня и прошептал:
— Я буду достоин тебя.
Он дал это обещание великому Тимуру и своему отцу. Но прежде всего самому себе.
Легкий утренний ветерок шевелил прозрачные, расшитые жемчугом занавеси павильона в Баги-Дилькуша, Саду Сердечной Услады, где, спустя почти два месяца после триумфального завоевания Самарканда, спал Бабур. Из всех садов и парков, которыми украсил окрестности Самарканда великий Тимур, именно этот он любил больше всего. Прошлым вечером, когда солнце уже село, он, повинуясь порыву, призвал Вазир-хана со стражей, и они поскакали за Бирюзовые ворота и дальше, по двухмильной аллее, обсаженной величавыми, мягко покачивавшими ветвями, тополями, на восток к этому саду. Уже пала ночь, когда они галопом влетели в его ворота, но Бабур смог разглядеть увенчанный куполом и обнесенный колоннадой летний дворец Тимура, светившийся за ширмой из темных деревьев, словно огромная жемчужина, а также смутные очертания окружавших его легких павильонов. Он предпочел для сна один из павильонов с изящными мраморными колоннами, инкрустированными китайским фарфором, обсаженный вокруг вязами, чинарами и стройными, темно-зелеными кипарисами. Он знал, что Тимур тоже любил спать в садах, и даже повелел установить свой трон на платформе, помещенной на пересечении двух потоков. Четыре канала символизировали четыре реки жизни и его власть над четырьмя сторонами света.
Чем больше размышлял Бабур о Тимуре, тем более фантастичными представлялись ему собственные мечты и стремления. Легко, конечно, говорить о себе как о наследнике Тимура, но стоит подумать, что это значит, и начинаешь понимать, как далеко тебе до великого предка.
Что-то, возможно, крик фазана, прервало его сон: он присел на постели и огляделся. Ему до сих пор было трудно привыкнуть ко всей этой несказанной роскоши — полам, выложенным черным деревом и слоновой костью, мраморным изваяниям, золотым чашам и кувшинам, усыпанным изумрудами, бирюзой и рубинами. Он прикоснулся к розовому, прошитому золотой нитью шелку матраса, на котором лежал. Само это ложе было ограждено от взоров служителей изысканной серебряной ширмой, с позолотой и вставками из розового кварца.
Каковы бы ни были преступления великого визиря, он, по крайней мере, сохранил сокровища летнего дворца Тимура. Едва прослышав о надвигающейся угрозе, он приказал перенести всю ценную утварь, ковры, драпировки и прочее в Самарканд и спрятал в сокровищницы цитадели, ну а потом его люди, стремясь угодить новой власти, с готовностью выдали все это добро людям Бабура. Хотя драгоценная отделка дворца местами пострадала, а иные павильоны, главным образом деревянные, как понимал Бабур, пустили на топливо во время осады его же собственные бойцы, он считал, что восстановить все в полной красе будет не так уж трудно.
Он улыбнулся, представив себе, что скажут на все это его мать, бабушка и сестра, когда он, как только это будет безопасно, призовет их сюда. Передать все это дышащее историей великолепие в письмах, написанных на тонкой и плотной бумаге, которой славился Самарканд, не представлялось возможным.
В конце концов, этот город был основан еще восемнадцать веков назад голубоглазым, светловолосым Александром, явившимся во главе своих войск с запада, сметая, как позднее Тимур, со своего пути всех, кто дерзал ему противиться. Бабур приказал измерить длину наружных стен Самарканда и выяснил, что, дабы обойти их по кругу, взрослому мужчине надлежит сделать одиннадцать тысяч шагов. Хотя Тимур надежно защитил город, одним из первых распоряжений Бабура стал приказ заложить кирпичом тот самый тоннель, по которому он сам пробирался в город. Он не хотел, чтобы этот путь повторил кто-то другой, а уж глаз, с жадностью взиравших на такую богатую добычу, как Самарканд, всегда хватало.