Я скриплю зубами, но киваю.
— В этом есть смысл. Я даже толком не помню ту ночь, которая всегда казалась мне странной. Может, я и была мала, но это был крайне важый момент. Если кто-то украл его у меня, тогда бы все совпало.
Он проводит пальцами по волосам.
— Прости. Хотел бы я знать больше о твоем прошлом в этом отношении.
— Не мог бы ты?… Не мог бы ты прочитать меня? Он колеблется.
— Я мог бы, но думаю, можно с уверенностью сказать, что кто-то отнял у тебя ту ночь. Вероятно, те, кто несет за это ответственность.
— Если только я не подавляю это, — я глубоко вдыхаю. — Такое случается.
Он кивает.
— Иногда, да, — признается он мягким голосом, — но я не думаю, что мне следует читать твои мысли, Зора.
Я хмурюсь.
— Почему нет? На что еще ты годишься, кроме этого чертовски горячего пресса?
Его рот растягивается в глупой ухмылке.
Черт, я сказала это вслух?
Я сглатываю и делаю движение в его сторону.
— Давай, просто прочти меня.
— Если я пороюсь в твоих нитях и найду запертые воспоминания о той ночи, тебе придется пережить это заново, — медленно говорит он, хмуря брови. — Если твой разум подавляет это, он делает это для твоего же блага. Если я буду давить, я могу причинить тебе боль.
— Причинение мне боли раньше тебя не останавливало, — рычу я.
Он морщится, гнев искажает его черты.
— Хорошо, — он подходит ко мне и хватает за плечи. — Просто помни, что ты сама просила об этом.
Мое тело напрягается под его прикосновением, прежде чем мои плечи опускаются под теплом его ладоней. Я закрываю глаза, не в силах выдержать его напряженный взгляд. Мое сердце колотится сильнее, и во мне нарастает предвкушение.
— Сделай это, — говорю я.
Он скользит руками с моих плеч к обнаженной коже шеи.
Мои глаза распахиваются, и я быстро отступаю назад, когда его руки образуют удушающий захват.
— Что за черт?
— Извини, — он прочищает горло. — Это было непреднамеренно. Мне нужен контакт кожа к коже, и чем глубже скрыта нить, тем ближе я должен быть.
Я протягиваю к нему руки.
— Тогда ты можешь взять меня за руки, как делал с Феррисом. Он кивает и осторожно берет их.
— А если мне нужно больше? Если мне нужно будет продвинуться дальше?
— Прекрасно. Что угодно. У тебя есть мое разрешение делать то, что тебе нужно, если это даст мне то, что я хочу.
Я сжимаю его руки.
— Просто сделай это, пока я не струсила.
Он тяжело сглатывает и тянет меня, притягивая ближе к себе.
— Закрой глаза и постарайся не двигаться. Расслабь свои мышцы настолько, насколько сможешь. Чем больше ты желаешь, тем легче мне проникнуть под твою плоть.
Мое лицо искажается.
— Фу.
Он морщит нос.
— Я знаю, но лучшего способа сказать это нет.
— Хорошо.
Я фыркаю и закрываю глаза.
В его голосе слышится намек на улыбку, когда носки его ботинок соприкасаются с моими.
— Хорошо.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Всё начинается со вспышек света и тьмы — бессвязных искр моей жизни, мелькающих за веками.
Сначала мама готовит мой любимый суп из чечевицы и поет старый гимн: «Посмотри, какувядаютрозы, посмотри, какондержитрукоятьножа…»
Затем я, маленькая, в объятиях моего брата, когда мы находим созвездия на небе. Его детский смех тихий, но бесконечно счастливый. Такой невинный и прекрасный.
«Посмотри, как ранят эти шипы, посмотри, как она, должно быть, падает в обморок…»
На моей коже пальцы Кристена движутся вверх по моим рукам, его грудь прижимается к моей. Я поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь к нему.
В затылке у меня черная дыра. Пустота, бесконечность. Она зияет, неустанно наблюдающая, но безмолвная, если не считать гимна мамы: «Посмотри, как мы тонем в золоте, посмотри, какрассказываютнаши истории…»
Я вижу себя стоящей на коленях на нашем заднем дворе.
Грязь облепляет мои колени, руки, лицо. Я хихикаю, когда мой брат танцует передо мной, широко раскинув маленькие ручки и подставив лицо солнцу. Его длинная грива светлых волос струитсяпоспине, собраннаявконскийхвост. Онвсегдаотказывалсястричь их.
Я всхлипываю, уткнувшись в грудь Кристен.
Его рука обхватывает меня сзади за шею, когда он сильнее прижимает меня к себе.
«Посмотри, как умирают члены Королевской семьи, посмотри, как, должно быть, лгут наши малышки…»