— Что это? — поинтересовался я.
— Это правда? Что Кира Баранова, известная как Калашник, официально стала твоей старухой?
— Да, — настороженно ответил я, держа пальцы в готовности открыть папку.
— Она уже получила твою метку? — спросил Веном.
— Ты знаешь, что это так, раз спрашиваешь, действительно ли она моя. Что в папке?
Внезапно я почувствовал, что не хочу это видеть.
— Де Лука принял твое предложение. Когда ты увидишь, что внутри, ты, возможно, пожалеешь, что не пожертвовал ею. Она может навлечь на тебя кучу неприятностей, если ты не будешь осторожен, брат.
Веном произнес это с очень серьезным выражением лица.
Меня охватило беспокойство, когда я перевернул обложку. Внутри были фотографии, от которых у меня скрутило живот. С каждым просмотренным снимком меня обуревали ярость и ненависть. Когда я пролистал все до последней они рассыпались веером, и мне пришлось их подбирать.
— Де Лука сказал, что девчонка останется жива, если ты сумеешь разделаться с Гришкой Калашником. Но для начала он хочет, чтобы Иван Милославский был ликвидирован, а голова Анатолия Калашника лежала в коробке.
Мои глаза оторвались от изображений трех мужчин.
— В коробке буквально? — уточнил я, приподняв бровь.
— Да. Буквально.
— По рукам.
Я перебирал омерзительные изображения того, что вытворял ее отец, пока не наткнулся на то, от чего закипела кровь.
— Кто этот жирный ублюдок? — спросил я с едва сдерживаемой яростью.
Ручки в стаканчике на столе Венома задребезжали и рассыпались. Он вздохнул и покачал головой, поправляя их.
— Это Лестер Деймен. Старший сын бывшего сенатора Фрэнка Деймена. Богат, как Крез. И извращенец, как и вся его поганая семейка.
Веном выплюнул свой ответ, будто у него во рту оставался неприятный привкус.
— Скажи Де Луке, что его башку я подкину задаром.
Я бросил снимки на стол, кривя губы.
— Вуду….
Он произнес мое имя с предупреждением.
— Нет. Это не обсуждается. Ублюдок заплатил миллион долларов ее гребаному отцу за чертову девственность дочери. Ей было пятнадцать лет, бл*ть. Я сам отправлю его в преисподнюю, если потребуется, с его членом, засунутым так глубоко в глотку, что он будет отхаркиваться, пытаясь сглотнуть.
Ярость пронизывала меня, и потребность высвободить тьму изнутри была почти неконтролируемой.
— Если хочешь вынести это на голосование, не вопрос. Но если понадобится, я выйду из клуба и сделаю все сам.
Зверь скалился и скрежетал зубами.
Веном положил руку на мое предплечье, и в комнате все стихло. Рычащий монстр отполз в свой угол, а я сидел, тяжело дыша, глядя в глаза Венома необычного оттенка.
— Мы вынесем это на голосование, но я хочу, чтобы ты держал себя в руках. Ты не можешь пустить под откос свою жизнь, пытаясь защитить ее.
Не дрогнув, я встретил его взгляд.
— Нет уж, я могу. Она моя. У меня было видение насчет нее, — признался я тихо.
Он резко вдохнул.
— Вуду, твои видения не всегда точны, — попытался возразить он, но мне было плевать.
— Мои видения с годами становятся все более точными, и ты это знаешь. Черт, у меня же совсем недавно было видение про Акселя и его старуху в Аризоне. И ты в курсе, что я был прав насчет того дерьма.
Я выдержал паузу.
— Слушай, я на самом деле видел, как мы поженились, но также я видел, как ей причинили боль. Эту часть я должен предотвратить, если сумею.
В расстройстве я провел рукой по волосам.
— Значит, ты определяешь свое будущее и любовь на основании видения? — с недоверием переспросил Веном.
— Нет, — проговорил я медленно, словно разговаривая с трехлетним ребенком. — У меня уже давно возникло сильное влечение к ней. Мое видение просто показало мне, что я на правильном пути. А та фотография с Лестером Дейменом? Сожги ее. Это причина, по которой он точно труп. Девушка на снимке — моя женщина, и я не хочу, чтобы мои братья видели ее такой.
Его голова на секунду опустилась, и я расслышал, как он пробормотал: «Бл*ть», прежде чем вновь встретился со мной взглядом.
— Хорошо. Созывай церковь на сегодняшний вечер. Если братья согласятся, то Деймен твой. Если нет, то ты не тронешь его.
Эти слова были произнесены безоговорочным тоном, и мне оставалось только скрежетать зубами. Несмотря на свои чувства, я понимал, что он был прав. Нельзя было позволять моим личным чувствам уничтожить наш клуб. Я лишь молился, чтобы браться поддержали меня.