― Тогда почему я ничего из этого не помню? ― скептически спросила я.
Мой разум сходил с ума, пытаясь хоть что-то восстановить в памяти. Я понятия не имела, как оказалась в той кровати и почему вся была покрыта запекшейся кровью. Последнее, что я помнила ― как после работы вышла за дверь.
― У меня нет ответа на этот вопрос, ― сказал он. ― Может, таким образом твой разум защищает тебя от срыва? Черт, да я понятия не имею почему.
― Что, если я не верю тебе?
Подняв подбородок, я скрестила руки и уставилась на него. Мои глаза прищурились, пока я боролась со все нарастающей головной болью.
― Честно говоря, я на это и не рассчитываю, но все произошло именно так, как я тебе рассказал. Тебе не следует знать этого, но ты имеешь на это право: твой отец не останется в живых. И брат тоже.
Его ноздри раздувались, а в глазах полыхал гнев.
― Мой брат?
Мое сердце замерло при мысли о том, что Виктор или Дмитрий могут быть в опасности. О моем отце я могла не беспокоиться, потому что с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, и он уничтожил меня, я изо всех сил старалась сдерживать свою ненависть к нему.
Поджав губы, он выплюнул: «Анатолий».
Во мне вспыхнуло облегчение, потому что Анатолий был таким же зверем, как и наш отец.
― Хорошо. Но почему ты говоришь мне об этом, раз не должен?
― Потому что есть кое-что, чем мы занимаемся в качестве «Королевских Ублюдков» и о чем тебе не нужно знать. Будет много того, что относится к делам клуба, о чем я не смогу рассказать тебе, но сейчас речь идет о твоей семье.
При слове «семья» я схватилась за голову ― боль к тому времени стала просто невыносимой. Было так плохо, что я закричала и чуть не упала.
Руки Огуна поддерживали меня, и я слышала, как он звал сначала меня, а потом кого-то еще. Но все это было лишь бормотанием, на фоне шума в моей голове. Вспышки образов обрушились на меня, и вместе с ними в памяти пронеслись последние двадцать четыре часа.
Освободившись от его хватки, я наклонилась над унитазом и опорожнила свой желудок. Простыня была накинута на меня, и я подняла голову, чтобы заметить, что это Огун накрыл меня ей, когда Ангел вошел в маленькое пространство.
― Убери свою большую задницу с дороги, ― сказал Ангел Огуну, который рыкнул на него.
Ангел приложил одну свою мозолистую ладонь к моей щеке, а другую к затылку. Медленно боль начала ослабевать, но слезы все еще текли по моему лицу.
― Дыши глубже, малышка, ― прошептал он.
― Так ты действительно спас меня? ― спросила я в замешательстве, потому что в тот момент была окончательно и бесповоротно потрясена.
Разумеется, он не ответил, лишь скромно пожал плечами. Его трудно было разгадать.
― Теперь ты можешь убрать свои руки от моей женщины? ― прорычал Огун.
Ангел захихикал и подмигнул мне, после чего отпустил мое лицо.
― Дай мне знать, если тебе понадобится что-нибудь еще, ― сказал он, прежде чем поцеловать меня в макушку и встать, вызвав еще один рык Огуна.
Было совершенно очевидно, что он сделал это, чтобы поиздеваться над ним.
― Саша? ― спросила я, ощущая сковывающий внутренности страх.
― С ней все будет в порядке. Она с Вероникой, так как за ней нужно наблюдать круглосуточно. Я заплатил ей за то, чтобы она осталась с ней на пару дней, потому что не был уверен, как будет проходить твое выздоровление, ― мягко сказал Огун.
От облегчения я вжалась в стену.
Они тихо разговаривали у двери в комнату, когда я встала и включила воду в душе. Они все еще разговаривали, пока нагревалась вода, а я забралась в душ. Закрыв глаза, я позволила воде падать на меня, прокручивая в памяти события последних двадцати четырех часов ― я не была уверена, сколько сейчас было времени, поэтому не знала, сколько именно прошло.
― А для меня найдется местечко?
Я подняла голову, услышав сексуальное звучание его голоса рядом с собой. Кивнула, и с ресниц скатились капельки воды. Медленно, он забрался внутрь и развернул меня. Я опустила плечи, пока он наносил шампунь на мои волосы и кожу головы.
Когда он закончил, то осторожно откинул мою голову назад и ополоснул ее. После чего нежно поцеловал место на шее, где, как я знала, у меня должен был остаться шрам. Затем с благоговением намылил все мое тело, вплоть до ступней.
Каждое движение его рук по моей коже, прикосновение губ и даже скрежет зубов были ничем иным, как поклонением.