— Ты видела, — сказал он. Не было ни толики юмора в его голосе, вообще не было эмоций. Слова звучали холодно, несгибаемо.
От нерешительности, она прикусила губу.
— Как … это как?
— Монстры в кино? — Его губы напряглись.
Даника сглотнула.
— Оборотни?
Лицо Блейна стало жестче.
— Они — отвратительны и являются результатом заражения человека. Я же был рожден от мне подобных. Мы — вулфен. Можно сказать наполовину люди, наполовину волки, но это не совсем так.
— Вулфен.
Блейн кивнул.
— И, как скоро Дакота будет в порядке?
— Они же не оторвали ему голову, — ответил он расплывчато. — За исключением этого, от других травм мы выздоравливаем достаточно быстро. Благодаря тем же самым трансформациям клеток, которые помогают нам переходить в разные формы: те, что ты видела или в форму волка. Мы быстро заживляем травмы, даже такие, которые кажутся смертельными.
Такое объяснение воскресило в памяти образ — залитый кровью Блейн, собственной и не только, ужасные рваные раны на руках, теле, груди. Сейчас на их месте остались только покрасневшие рубцы.
По спине прошел озноб, ей нужны были доказательства. В безопасности ли она? Даника уставилась на одеяло, укрывающее ее колени, как будто там были ответы на все вопросы.
— Вы защищали меня от других — отступников. Это потому, что вы не хотели, чтобы я узнала правду о вас? Что вы — вулфены?
— Это часть нашей миссии — защитить вулфен-нацию от раскрытия, которое сильно усложнило бы нашу жизнь.
Даника с трудом сглотнула.
— И… теперь, когда я знаю….
— Мы надеемся, что ты — наш друг, и не причинишь нам зла, не имея на то причин.
Слезы навернулись на глазах, когда, наконец, она посмотрела на него.
— Мы — друзья?
Блейн многозначительно склонил голову.
— По крайней мере.
Девушка не могла ничего сказать и просто кивнула, с надеждой протягивая к нему руки. Без колебаний он поднялся на ноги и подошел к ней. Остановившись у кровати, он заключил ее в свои объятия. Даника была благодарна теплу, исходившему от его тела. Каждая ее клеточка впитывала его, развеивая холод, засевший глубоко внутри, слушая оглушающее биение его сердца.
Через минуту он отодвинулся, но не для того, чтобы уйти. Блейн лег на кровать и, прижимая ее к себе, укрыл одеялом.
— Мне холодно, — прошептала она, снова задрожав и стуча зубами.
— Это шок. — Он колебался. — Я сожалею, что мы не смогли защитить тебя от этого.
Возможно, они просто хотели сохранить свою тайну. Нельзя отрицать, что ими было сделано все, не считая, конечно, того, что никто не сказал ей, в чём именно опасность, и не объяснил, почему ее охраняют без видимых на то причин.
Неожиданно в голову пришла мысль, что они специально напоили ее той ночью, таким образом, не давая пойти в лес. Может быть, это из-за того, что они просто исчерпали все свои способы ее защиты? Поэтому, парни пытались держать ее ближе к себе: не отпуская ни на шаг, издеваясь над ней, приказывая оставаться в лагере, пока она упрямо хотела закончить свою работу.
Фактически, теперь у нее вообще не было работы, поняла она. Ее послали сюда для изучения волков, которых здесь вообще нет. Теперь девушка даже не знала, были ли здесь другие вулфен, за исключением «квинтета байкеров», как она их называла. И все же, именно ей удалось найти логово стаи отступников, которое парни также разыскивали.
Даника задрожала от воспоминаний о кровавой бойне, развернувшейся перед ее глазами.
Блейн стал нежно поглаживать ее спину рукой. Движение рук успокаивало ее, согревало, и дрожь стала уходить. Мало-помалу, девушка задремала, немного расслабившись от сильного перенапряжения и эмоционального истощения, навалившихся на нее после того, как начал проходить шок. Парень отодвинулся немного от ее тела, чтобы заглянуть в лицо. Почувствовав его взгляд, девушка сразу открыла глаза.
Ей действительно не хотелось смотреть ему в глаза — любому из них. От этого она чувствовала себя неловко с Блейном. Но, и его отчужденность также ее расстраивала. Данике казалось, что его можно назвать просто красивым парнем — не классическим красавчиком, но и не по-мальчишески красивым. Черты его лица были самими симметричными и правильно сформированными из всех, которые она когда-либо видела в природе или в идеалах, к которым стремились художники.
Возможно, это пугало ее еще больше, чем его отчужденность? Конечно, да.