Война — творец всего великого. Все значительное в потоке жизни возникло как следствие победы и поражения. О. Шпенглер. Закат Европы
Война не менее абсурдна, чем мир. Сначала войны зарождаются в умах и лишь затем выплескиваются страданиями на поля сражений. Война и мир — это состояние души, настроение времени, мода на жесткость и ненависть или слабость и любовь. Война особенно нелепа и страшна, если придуманный по случаю или прихоти враг не может подставить другую щеку и обречен на унижение навязанным миром. В такой войне побеждают «нищие духом»…
Министерский самолет вылетел из Женевы с трехчасовым опозданием — ожидали окончания бомбардировки, обсуждали детали предстоящих переговоров, пили коньяк и кофе со сливками. За отсутствием других кандидатов российский дипломат и переводчик Никита по собственному желанию вызвался помочь благородному делу. Он немного волновался: дома остались жена и сын. Провожали новобранца в аэропорт всем любимым до слез коллективом. В самолете Никита сразу же удобно устроился в министерском кресле, в самом центре российско-швейцарской делегации, летевшей на войну. Министр промолчал и, учитывая молодость и неопытность попутчика, великодушно уселся рядом. Прощаясь с любимым сотрудником, посол вежливо попросил министра:
— Вы там, пожалуйста, Никиту не обижайте.
— Такого обидишь!
Полет прошел нормально, без внештатных ситуаций. Летели над нейтральными Швейцарией и Австрией в перерыве между дневными и ночными авианалетами. С серьезным видом, обстоятельно обсуждали план доставки гуманитарной помощи и маршруты конвоев, расположение полевых госпиталей. Для храбрости, понятно, выпили за спасение всех жертв конфликта. Из поднебесья казалось, что Сербия встречает обыкновенную весну. Внизу, в разрывах облаков, разрушения не были заметны; медленно проплывали ухоженные поля и сады; в свете заходящего солнца сверкали голубые ленты рек; лоскутный ковер покрывал землю, нарочито пестро скрывая ее скорбь; на западе полыхали грозовые облака.
На подлете к Белграду министр устроил презентацию «своих» пилотов: наполнил рюмку «с поверхностным натяжением» и поставил на стол перед собой. Самолет приземлился столь плавно, что ни одна капля водки не была потеряна зря. Швейцарцы зааплодировали и предложили отметить успешное начало предприятия. Около восьми вечера министерский Як-42 был единственной целью на поле белградского аэропорта, над которым кружил заплутавший клин журавлей.
Делегацию встретили «официальные сербы» и сопроводили с подобающим важности гостей эскортом в одно из самых безопасных мест во всем городе — гостиницу «Интер-континенталь-Белград». Здесь с первых дней войны обитали разного рода иностранцы: журналисты, представители международных организаций, люди с излишне добрыми намерениями, включая сотрудников разведок всех мастей, просто любители приключений и другие радетели за демократию на Балканах. Среди всей этой нечисти выделялись дипломаты, главной задачей которых была эвакуация за пределы Сербии (в багажнике автомобиля вместе с парашютом и надеждой на дипломатическую неприкосновенность) очередного пилота-неудачника. Гостиницу ни разу не бомбили, как и большинство других зданий и предприятий, построенных на деньги Запада.
Во время официального ужина, когда сербские официанты жлобской наружности элегантно обслуживали приглашенных, а прима белградского балета торжественно роняла алмазные слезы, город погрузился во тьму — натовская авиация сбросила графитовые бомбы. В гостинице заработало аварийное освещение, и беседа о великом русско-сербском братстве сама собой растворилась в полумраке действительности, задохнулась, заваленная объедками слов… Никита переводил почти как пил — недурственно и даже лихо. Министр братался с сербским начальством и целовал приме ручку; швейцарцы лояльно поддакивали и наблюдали за министром с азиатской внешностью и широкой русской душой с завистью богатых, но все же гномов… Сербские деликатесы и черногорское вино полностью соответствовали важности политического момента.
К окончанию приема не было никакой ясности относительно того, увидят ли гости главное действующее лицо этой драмы; смогут ли получить высочайшее «добро» на реализацию программ помощи жертвам этой войны. Начиналась ночь самых интенсивных за всю «странную войну» бомбардировок Белграда. И в этом можно было увидеть иронию исторической судьбы Сербии — Запада на Востоке и Востока на Западе.
— Разрешите идти спать? — молодцевато спросил Никита у главного начальника после официального прощания гостей с хозяевами.