«Ладно. Черт с ним. Думай. Ты… мальчик. Да, вот что, мальчик. Как ему еще можно помочь? Если можно… Думай, думай, думай! Его посадили на иглу. Сколько раз? Один-два в сутки, не больше. Он здесь сутки или двое. Значит, не больше четырех уколов. Еще не все потеряно. На героин с первого раза не садятся, тем более при насильственном введении. Хотя его уже ломало. Черт… Впрочем, это они думают, что была ломка. Может, и нет. Может, это была обычная для новичка реакция. Организм отторгал опиаты.
Ну, допустим. И что?».
На некоторое время он снова потерял способность мыслить, и сама необходимость искать выход была невыносима. Хотелось сдаться. Лечь и умереть. Сознание вновь заполнили образы, но не из его прошлого, а другие — странные, фантастические. Разные люди, которых Денис знал или только слышал о них, в этих фантазиях будто соединялись в одно лицо. И все они давали ему самые нелепые советы о том, как выбраться отсюда. Погружаться в это состояние бездумного транса было легко и приятно — не надо никакого героина, — но Денис смутно чувствовал, что в этом трансе ему становится все хуже. Он терял рассудок, и уже едва мог вспомнить свое собственное имя.
Казалось, прошла целая вечность. Но за дверью все так же смеялись, все так же слышался стук шаров о борта покрытого зеленым бархатом стола. Значит, прошло не более часа.
— Скучно! — крикнула Лиза. — Пойдемте на реку купаться голыми!
— Нет, я не умею плавать, — сказал Кейси.
— На, выпей еще. — Китаев.
— Да не хочу я больше. Убери свою мочу. Вы что, споить меня хотите?
— Давай, давай, Володя, — засмеялся Кириленко. — Путь к сердцу женщины лежит через печень! Femina in vino non curator vagina.
— А ты особо-то не расслабляйся. Скоро Камышев приедет.
Мальчик в углу пошевелился и издал невнятный звук. Денис, вздрогнув, сказал:
— Все будет хорошо.
И содрогнулся, услышав, как слабо и неуверенно звучит его голос. Если бы кто-то из знакомых его сейчас видел! Да и более неуместных и глупых слов в данной ситуации придумать невозможно.
Голоса вдруг смолкли. В наступившей тишине юноша услышал слабый шум, доносившийся сверху. Кто-то вошел в дом.
— Камышев, — сказал Китаев. — Все, хватит гулять. Убирайте все. Пора за дело.
Денис напряг слух. Тяжко застонали ступеньки — очевидно, кто-то из них поднялся в дом по лестнице.
«Значит, мы в подвале».
— Куда он ушел? — закричала Лиза. — Зачем оставил меня одну?
— Сейчас придет, — ответил Кириленко. Кейси добавил:
— Он хочет узнать от Камышева, что ему делать с пленным тинэйджером.
— Я тебя не спрашивала!
— Хватит орать на него. Что ты прицепилась?
— Он меня раздражает. Скажи ему, пусть заткнется!
— Он не собака. А ты здесь не хозяйка. Сама заткнись.
Вновь шаги на лестнице. Китаев спустился в подвал. Что-то тихо сказал. Кириленко еще тише ответил.
«О чем они говорят?». Денис весь сжался в комок. Его снова охватила тревога.
Китаев и Кириленко приближались к двери. Юноша сглотнул.
Сейчас произойдет что-то ужасное. А он совершенно не готов к этому. Совершенно. Он много раз видел по телевизору, как с людьми — и реальными, и выдуманными — происходят ужасные вещи. Но никогда не думал, что нечто подобное произойдет с ним. Он же не сделал никому ничего плохого! За что?
Правда, Денис много раз представлял себя в различных опасных ситуациях — не всерьез, а в качестве приятного развлечения. И в своих фантазиях представлял себя героем. Но сейчас большую долю его мучений составляло осознание, что вот она, опасная ситуация, и он не только не герой, но даже беспомощная, беззащитная жертва, скованная страхом и паникой. Как и любой современный человек, боящийся всего на свете даже тогда, когда ему ничто не угрожает.
Вспыхнул свет. Китаев и Кириленко вошли и закрыли за собой дверь.
Некоторое время они просто стояли и смотрели на пленника, сложив на груди руки. Денис смотрел в сторону — ему было страшно смотреть на них. Наконец, Китаев негромко сказал:
— Она пасла наш дом. — Он указал на труп Вилковой. — Вместе с Пащенко. Но его мы отпустили, потому что у него есть связи. Его прикрывают люди, с которыми мы не хотим иметь проблемы.
Китаев присел на корточки. Наклонил голову, пытаясь поймать взгляд Дениса.
— Вот что меня интересует: как вы узнали, что мальчик находится здесь?
Денис молчал. Китаев был ему отвратителен. Юноше хотелось, чтобы он скорее ушел. Впрочем, даже если бы он горел желанием поделиться информацией, то от ужаса не смог бы выдавить ни слова. Тем более, что он и сам сейчас не помнил, как они со Спириным вообще узнали, что Камышев связан с «Вульгатой». Он плохо соображал в данную минуту.
Китаев, со змеиной улыбкой на губах, сверлил его холодным взглядом голубых глаз. Его взгляд обрекал на смерть.
— Почему именно этот дом? Кто слил вам информацию? Озеров? Чего молчишь?
— Русского языка не понимает, — прокомментировал Кириленко, который был «шестеркой», и потому самыми дурацкими способами доказывал свою значимость.
Денис прикрыл глаза. Облизнул пересохшие губы. Сиплым и высоким голосом ответил:
— Я ничего не знаю.
Китаев поднял брови, изображая удивление.
— Ах, ты ничего не знаешь? А мы-то думали… Ну, тогда мы тебя отпустим.
Он переглянулся с Кириленко. Оба расхохотались.
— Домой к мамочке! — сказал сквозь смех Кириленко. — Сиську сосать!
— Ладно. — Китаев вновь посерьезнел. Повернулся к Денису. — Поверь, брат, тебе же лучше все рассказать сразу. Тогда мы тебя убьем быстренько и без лишних мучений.
— Как вы убили Настю? — вдруг громко и отчетливо, хоть и срывающимся голосом, спросил Денис. Его охватил внезапный гнев. Он нашел в себе силы взглянуть в лицо Китаеву.
Тот нахмурился.
— Какую Настю? Мы столько «Насть» убили, всех уже и не упомнишь.
Китаев держался так спокойно и невозмутимо, что гнев Дениса прошел так же внезапно, как и нахлынул. Он мотнул головой.
— Я не понимаю, зачем вы этим занимаетесь? Вы же военный. Должны же у вас быть… долг, честь… — он запнулся, осознав, как фальшиво звучат эти слова здесь, в подвале.
Китаев презрительно усмехнулся.
— Видишь? Знаешь, кто я. А еще под дурачка косил. Ладно. Долг, честь, говоришь? Они у меня были. Только сплыли. Знаешь, почему? Потому что в такие вещи верят только те солдаты, которые не участвовали в проигранной войне. А я участвовал. Ты думаешь, долг или честь имели во время первой чеченской кампании какое-то значение? Все, что я там видел — бездарность генералов, отмывание денег, бессмысленную гибель лучших. Были солдаты, которые проявляли подлинный героизм — именно поэтому мы с тобой сейчас не калякаем по-чеченски. Ну, и что? Думаешь, правительство, или хотя бы простой русский народ, оценили их подвиги? Кому теперь нужны эти герои? Большинство спились или ушли в киллеры. А те, что не спились и не ушли никуда? Ты — вот лично ты — знаешь их имена?
Денис не нашелся с ответом.
— Никого ты не знаешь. Даже меня ты узнал, только когда влез в расследование. А я ведь защищал твою, щенка, жизнь, когда ты еще в штанишки какал. Жрал дерьмо, ползал по грязи. Там, на Кавказе. Я видел там такие вещи, что, поверь — лучше никогда не жить, чем жить с памятью о них. Я был героем войны. Меня даже наградили орденом Александра Невского. Знаешь, где он сейчас? Я его продал. Через четыре года после увольнения из рядов нашей блистательной российской армии. И на вырученные бабки купил машину. И пистолет. И теперь живу гораздо лучше. Пусть у меня и нет чести. Впрочем, она у меня есть. Потому что все, что я имею, я взял сам. И клал я с высокой горы на правительство, «Колокольчика» и других звиздунов. Мне от них ничего не нужно.