— Да. Китаев сказал, что меня они не тронут. Не хотят проблем с…
— С «законниками».
— Да.
— Как давно они тебя подцепили?
Слава поднял на капитана испуганные глаза и тут же опустил их.
— Еще в школе милиции. У воров был сходняк, кажется, еще в девяностых. Они решили контролировать всех выпускников. То же самое с будущими адвокатами и следователями из юридических колледжей. Тебе предлагают покровительство и большие деньги. В благодарность ты должен работать на них. Многие соглашаются, не только я.
— Плевать на многих. Сейчас меня интересуешь ты. Можешь встать.
Встать, когда сидишь в унитазе (кстати говоря, не самом чистом), не так-то легко. Спирину пришлось подать молодому человеку руку. Тот, поднявшись, заискивающе улыбнулся капитану.
— Спасибо…
Но тот, скривившись, тут же демонстративно отдернул руку и потряс ею в воздухе, будто стряхивал с пальцев грязь.
Они вышли из кабинки. Спирин позволил Славе закурить. Тот поспешил это сделать. Хотя, возможно, ему и не хотелось. Руки его тряслись.
Спирин на секунду закрыл лицо руками. Поезд был уже близко. У него оставалось мало времени.
— С вами все в порядке? — отвратительно участливым голосом спросил Слава.
— Нет, со мной не все в порядке! — презрительно ответил Спирин. — Продолжай. Как они на тебя вышли?
— За две недели до выпускных экзаменов человек поймал меня на выходе из школы. Предложил покататься на машине.
— И ты согласился?
— Я же не знал, чего он хочет. — Слава заморгал единственным уцелевшим глазом. — Тачка у него была крутая. Мы катались по городу. Он спрашивал о том, о сем. Интересовался, чему нас учат, чего я хочу от жизни. Потом вдруг спросил: «Нравится моя тачка?». Я говорю — само собой. Он такой: «Будешь хорошим мальчиком — у тебя скоро будет такая же. Даже лучше».
Я спросил, что он имеет в виду. Он ответил: «Ты можешь оказывать услуги серьезным людям. Мы будем платить тебе больше, чем способно заплатить государство». Но тогда мы ничего не решили. Я сказал, мне нужно подумать.
Второй раз мы встретились на экзамене. Тот мужик сидел на стуле рядом с преподавателем. Задавал дополнительные вопросы. Типа: «Насколько вы способны к сотрудничеству?». И все ребята, и преподаватель, знали, что он имеет в виду.
— Сколько еще человек он завербовал?
— Не знаю. Человек десять точно. Может, больше.
Спирину хотелось расспросить его подробнее. Узнать все, что Слава делал для криминалитета. Заставить его признаться во всем письменно. Но у него было слишком мало времени.
— Китаев отпустил тебя. Почему ты приехал в отделение, а не к себе на квартиру? Или… в свой особнячок?
Слава вздрогнул.
— Вы и про это знаете? Господи… мне конец.
— Хватит ныть. Рассказывай.
Слава подошел к кабинке. Выбросил окурок в унитаз и спустил воду. Вернувшись, продолжил:
— В общем, Китаев сказал, что мальчик у них. Они будут снимать его завтра вечером.
— Почему они так тянут?
— Съемочная группа сейчас в Москве. Вернутся только завтра.
— Они не могут снять сами?
— Им нужно хорошее качество. Они собираются продавать эти фильмы по всему миру. Так сказал американец.
— С чего ты взял, что он важная шишка?
— Он явно опаснее, чем пытается показать. Говорит по-английски, но в совершенстве владеет русским. И… он обнаружил у себя в номере «жучки», которые там установили по вашему приказу.
— Сколько?
— Все. — Слава рукавом вытер кровь с подбородка. — Он знал, где искать. Я думаю, он из ЦРУ.
— Какого черта ему надо в Белоозерске?
— Он контролирует производство фильмов. И лично будет вывозить их за границу. На таможне у него все схвачено.
Слава со страхом посмотрел на Спирина.
— Господи… Я только что вспомнил. Они собираются похитить Дениса. Они следят за его домом. Если он выехал сюда…
— Денис давно должен быть здесь.
— Значит, — упавшим голосом проговорил Слава, — они уже схватили его.
— Зачем им Денис?
— Чтобы вас шантажировать. В обмен на Дениса вы должны дать им обещание, что закроете дело.
— И дам им убить ребенка?
Слава отвел глаза. И ничего не сказал.
Капитану захотелось снова избить его. Еще сильнее. Просто размазать по стенке. Но он сдержался. Отчасти из-за того, что у него уже костяшки были разбиты в кровь, и руки постепенно охватывала ноющая боль. Во-вторых, теперь он если кого-то и должен был избить, то самого себя. Не имел он права втягивать юношу в это дело. Почему же, собственно, он это сделал?
«Он мне понравился, — подумал Спирин. — Меня тронула сила его любви. Вот она, чертова сентиментальность. Один вред от нее».
— Твоя служба в органах закончилась, — сказал он, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Как здесь душно! — Ты это понимаешь?
— Да, — с поспешной готовностью закивал головой Слава. — Я понял.
— Что с тобой будет дальше, мне плевать. Но отсюда тебя выкинут. И, поверь, я постараюсь сделать так, чтобы тебя если и взяли обратно, то только на Северном полюсе. Твои хозяева тоже от тебя избавятся. Придется тебе начать работать по-настоящему. За копейки, как и вся страна. Из города тебе придется уехать, а машину и особняк продать. Если ты этого не сделаешь, налоговая долго с тобой нянчиться не будет. И…
Он запнулся. Запрокинул голову. Из горла вырвался дикий нечеловеческий крик. Слава отшатнулся, округлив от ужаса глаза.
— Что с вами?
Спирин опрокинулся навзничь. Начал бить по полу ногами. Челюсти сжались так сильно, что было слышно, как скрипят зубы.
Слава выскочил из туалета.
Когда он привел дежурного лейтенанта, приступ уже прошел. Спирин лежал на полу, постанывая. Изо рта текла пена, похожая на разбавленную водой зубную пасту.
Вдвоем они перетащили капитана в кабинет и уложили на диван.
— Я вызову «скорую», — сказал дежурный.
Спирин вяло повел в воздухе рукой. «Не надо. Я в порядке».
— Давно это у вас? — поинтересовался лейтенант.
Капитан кивнул.
Они оставили его одного. Спирин лежал, глядя в темноту, и думал: «Меня теперь тоже из органов попрут. И дело довести до конца не дадут. Проклятый Слава!».
Сильнее приступа с ним еще не случалось. Капитан ощущал себя полностью разбитым. Ему хотелось вот так лежать на диване недели две. И не шевелиться. Оттого, что он сжал челюсти, болели зубы, а череп будто сдавили огромными кузнечными щипцами.
Но хуже всего была скопившаяся в груди глухая тоска и безнадежность, от которой хотелось плакать. Что он и сделал.
Через полчаса вернулся дежурный. Поступило сообщение от патрульной службы. Обнаружили машину с мертвым таксистом.
Спирин тяжело поднялся. Тронул лоб.
— Отправь туда Славу.
— А вы?
— Мне нужно ехать.
— Куда вам, в таком-то состоянии? Лежите.
Спирин слабо улыбнулся.
— Я должен.
Дверь особняка ему открыл Кейси. Они оба целую минуту стояли на пороге, безо всякого удивления глядя друг на друга.
— Добрый вечер, мистер Кейси, — сказал по-английски Спирин, изобразив американскую улыбку Гуинплена. — Могу я видеть мистера Камышева?
Кейси, ответив точно такой же лошадиной улыбкой, отступил в холл.
— Пожалуйста, заходите. Рад вас видеть.
— Так и я. — Спирин шагнул за порог.
Камышев уже ждал его в кабинете. Он сидел за столом орехового дерева в кресле, обитом красной кожей.
Егор Валентинович был низкого роста, полноватый и розовощекий. Черные волосы он зализал со лба на затылок, из-за чего черты заурядного, в общем-то, лица, казались более выразительными, чем были на самом деле.
Когда Кейси и Спирин вошли, хозяин дома встал из-за стола и вышел навстречу, протягивая для рукопожатия ладонь. Губы растянулись в тонкую улыбку ценителя драгоценных вин и изящного искусства. А может, серийного убийцы.
— Я приятно удивлен, — сказал Камышев. — Ко мне пожаловал сам Николай Андреевич Спирин! Да еще в такой неурочный час. Чем обязан такой чести?
— Вы прекрасно знаете, чем. Давайте не будем ходить вокруг да около, — с той же улыбкой ответил Спирин. Он показал Егору Валентиновичу кулак с разбитыми костяшками пальцев.