— А Кранц?
— Жалеешь дружка? А? Можешь о нем не заботиться. Он хочет смыться. Он не говорил тебе? Мне он тоже не говорил, но я чувствую. Ему здесь надоело. Послушай, что я тебе скажу. Он покупает мне кондитерскую лавку на Шестой авеню, хочет утешить меня.
Готовит приятный сюрприз.
Она состроила гримасу, очень неприятную гримасу, как это умеют делать хорошенькие женщины.
— Ну что ж, лавку всегда можно продать.
— Нет, не всегда. Эту не продашь. Не знаю, как он это устроил, но ее нельзя будет продать.
Музыка оборвалась, паковый лед распался, мы вернулись к нашему столику.
Анета сказала, что скоро придет, и Кранц уставился на меня покрасневшими глазами. Он весь обмяк, словно жара растопила ему кости.
— Просила она, чтобы ты взял ее на содержание?
— Просила — о чем?
К своему ужасу, я почувствовал, что меняюсь в лице, и разом проглотил скопившуюся во рту слюну. Все это служило свидетельством моей вины, но вины не было.
— Будем считать, что просила. Я как раз думал, попросит она или нет. — Кранц подался вперед и положил руки мне на плечи. — Не подумай, дружище, что я тебя виню. И девочка не виновата. Pauvre enfant.
— Она сказала, что ей будет приятно встречаться со мной. Я полагаю, что это довольно обычная любезность.
— Разумеется, совершенно обычная. Но это значит, что она обо всем догадалась. Вот в чем дело.
— Если хочешь знать, я ответил ей, что очень занят.
Это было, кстати, то самое, что я собирался ей сказать и сказал бы, если бы музыка не смолкла.
Кранц отпустил мои плечи. Он совсем расчувствовался.
— Я никогда не осудил бы тебя, Дэвид, что бы ты ни ответил ей. Ты — джентльмен, человек чести, и ты мой друг. Я говорю так с тобой потому, что, сам видишь, я напился. Я хочу сказать тебе кое-что по секрету, Дэвид. Ты, наверное, удивишься. Я решил смыться. Это не так легко. Анета меня очень любит и боится остаться одна. У меня не было бы такой тяжести на душе, — Кранц потыкал себя кулаком в солнечное сплетение, — если бы я знал, что о ней позаботится человек вроде тебя. Она выше всей этой швали, поверь, Дэвид.
Я молчал, надеясь, что он переменит тему.
— Что ты сказал? — Голова Кранца повернулась, как на шарнире. — Если тебя не затруднит, сядь, с другой стороны. У меня левое ухо не в порядке. Многие думают, что я глухой.
От этой духоты у меня начинает шуметь в ухе.
Так о чем же мы говорили?
— Ты сказал, что хочешь уехать.
— Нет, я еще о чем-то хотел сказать. Ну. конечно, о твоей финка. Хорошо, что я вспомнил. Тебе ее возвращают. Недурно? А? Ну, счастлив ты? Хочется спеть или сплясать?
— Конечно, я рад. Разумеется.
На самом деле я не испытывал никакой радости. Только легкое удивление, что я отнесся к этому известию с таким безразличием.
— Я все выяснил сразу после твоего ухода.
Сегодня утром. Вопрос дней. Самое большое — две-три недели. Главное, что состоялось решение. Это она идет?
— Нет, — сказал я.
Это была другая мулатка, тоже в золотой парче, но совершенно не похожая на Анету.
Я понял, что Кранц, которого я никогда не видел в очках, в десяти ярдах от себя не различает человеческого лица.
— На твоем месте я немедленно бы уехал и тихо отсиделся где-нибудь в укромном уголке.
Самый неподходящий момент заводить себе врагов. Faut pas emmerder les gens. Она просто пропала куда-то, ты не находишь? Слушай, дашь ты мне прямой ответ на прямой вопрос?
— Постараюсь.
— Мне нелегко спрашивать об этом. Берешь ты ее на содержание или нет?
— Нет.
— Это твое последнее слово? Может быть, ты еще подумаешь?
— Здесь не о чем думать.
— Очень жаль, — грустно сказал Кранц. — У нее хорошие задатки. А если бы она была спокойна за свою судьбу, то стала бы совсем другой. Такая красавица. Я хочу кое-что оставить ей, не знаю только, что из этого получится. Ты устроенный человек, и ей нужна твердая рука.
— У меня хватает своих забот. Почему бы тебе не остаться с ней, если ты так о ней беспокоишься? Или взять ее с собой?
— Не знаю, как объяснить тебе, Дэвид.
Если хочешь знать — это судьба. Судьба гонит меня вдаль. Опасности, которые меня ждут, я должен встретить один.
Когда Кранц говорил «судьба», следовало понимать «тщеславие». Тщеславие гнало его вдаль. В своих мечтах он рисовал себя не иначе как вечно юным искателем приключений.
— Куда же ты теперь собираешься?
Кранц просиял.
— Я получил интереснейшее предложение.
Чисто административная работа. Мне поручено реорганизовать армию. Довольно с меня банановых республик. Хватит джунглей, хватит индейцев. Крупное ответственное дело. Мечта моей жизни.