Пока поглощаю пищу, медсестра делает какие-то пометки в карте, наводит порядок в палате и, ненадолго отлучившись, приносит мне стаканчик с несколькими разноцветными таблетками. Воду набирает из кулера, стоящего возле входной двери.
– Лекарство нужно будет принять сразу после еды. Это витамины для малыша.
– Хорошо, сделаю, – обещаю, непроизвольно улыбаясь, и свободной рукой накрываю низ живота, чтобы легонько его погладить.
Ради крошечки, зародившейся внутри меня, пережившей вместе со мной ад и не захотевшей покидать мое тело, когда я была слаба, как котенок, я сделаю все что угодно. Съем таблетки, выпью микстуры, прокапаю капельницы, поставлю уколы и пролежу всю беременность на сохранении пластом. Без проблем, любые условия, главное, чтобы беременность прошла хорошо, и я сохранила его или её.
– Рита, поможете мне встать, чтобы посетить санузел, – прошу некоторое время спустя, когда быстро насытившийся организм подает совершенно однозначные команды.
– Конечно. Давайте.
С виду худенькая, моя помощница оказывается очень сильной, ну или я очень слабой, потому что поднимает меня на ноги она без труда. Некоторое время еще придерживает, пока вестибулярный аппарат после долгого горизонтального положения восстанавливается и даже после этого двигается рядом, страхуя.
Но, к моей радости, не держит.
Точнее, к моей радости, я могу передвигаться, на нее не опираясь. Слабость организма вымораживает. Пусть я и понимаю, что с момента, как пришла в себя, времени миновало не так уж много, хочу вновь поскорее стать полностью самостоятельной.
– Хотите я и там с вами побуду? – предлагает помощница совершенно серьезно, когда мы останавливаемся у нужной двери.
– Нет, спасибо, Рита, я справлюсь, – вкладываю в голос уверенность, которую действительно ощущаю.
Не привыкла перекладывать на чьи-то плечи заботу о себе. И даже чувствуя, что девушка от души готова быть полезной, не желаю ее лишний раз напрягать.
Неудобно.
Санузел положительно удивляет. Унитаз, биде, душевая кабина, широкая раковина, полотенца. Все сверкает белизной, как и мраморная плитка.
Справив естественные потребности, к умывальнику с зеркалом подхожу с некоторой долей страха.
Хочу видеть спину. Боюсь, но хочу. Ведь ощущать – это одно, обозревать – совершенно иное. И в данный момент неведение пугает меня сильнее.
Опершись ладонями на белоснежную столешницу чаши, какое время трачу на разглядывание самой себя.
Всего неделя прошла, а я изменилась. Под глазами залегли темные круги, бледные щеки ввалились сильнее, резче обозначились скулы, губы потрескались. Про голову молчу. Волосы, заплетенные в косу, чтобы не мешаться, выглядят сальными и неухоженными.
Страшилка.
Прикусив губу и опустив голову, некоторое время рассматриваю забинтованные запястья обеих рук. Боже мой, незнающий человек легко подумает, что суицидница. Еще и пальцем ткнет.
Ох, ладно. Хватит тянуть время и думать о ерунде. Собравшись с духом, медленно оборачиваюсь.
Медицинская роба, фиксирующаяся за счет липучки на шее, прикрывает тело спереди, но не имеет задней части. Поэтому ничто не мешает моему взгляду оценивать ту хохлому, в которую превращена моя спина.
На ум приходят недавние слова Шаца, убеждавшие, что все на самом деле не так страшно, как я себе представляю, испытывая боль. Но прямо сейчас не могу с этим согласиться.
Красные рубцы. Синие гематомы. Зеленка. Пластыри, прикрывающие зашитые разрывы кожной ткани.
Жутко. Всхлип рождается глубоко внутри и вырывается помимо воли. Но сжав зубы, быстро заставляю себя успокоиться.
Стоп! Мне нельзя нервничать.
Нельзя.
Ради малыша.
Ради себя и собственного выздоровления.
Ради того, чтобы твари, сделавшие со мной это, никогда не могли подумать, что меня сломали и чего-то добились.
Нет. Не сломали. Не добились.
К дьяволу их! Они сдохнут. А я выживу. И буду счастлива.
Я сильная. Я со всем справлюсь. И спина у меня заживет.