– У меня отрицательный резус-фактор. Аборт – практически приговор. И я на него не пойду, даже если станешь угрожать и тянуть силком. Ты можешь не верить, но беременность для меня чудо. Особенно после всего, что довелось пережить. А малыш, которого я ношу, – оставляю на кровати для опоры лишь одну руку, а второй накрываю плоский живот, – уже любимый малыш. Я от него не откажусь. Ни за что. И всячески буду защищать ото всего и ото всех.
– А если я буду против? – приподнимает темную бровь Платонов. – Ты же в курсе, что я состою в отношениях.
– Да в курсе, – киваю, стараясь говорить ровно, не выдавая паники. – Это твое право. Строить отношения. Жениться. Я никоим образом на тебя не претендую. Меня волнует только ребенок.
– А как же финансовая составляющая? – прищуривает голубые лазеры.
Не отвожу взгляд. Пусть видит, что я не лгу и ничего не утаиваю.
– Я справлюсь, не переживай. И никогда не буду претендовать на что-то твое. Скажу больше, чтобы успокоить тебя и твою будущую жену я предлагаю написать тебе расписку, что не имею никаких претензий, как к мужчине, от которого жду ребенка. Я даже обещаю заверить ее нотариально. А когда мой сын или дочь родится, а расписка превратится в филькину грамоту, я, чтобы тебя полностью обезопасить, составлю с тобой соглашение, где пропишу, что ежемесячные алименты на ребенка будут составлять, допустим, сто рублей в месяц до достижения им восемнадцати лет. Так ты точно будешь знать, что я ни на что не претендую и в один прекрасный момент не приду в твой дом и не потребую чего-то невозможного.
Замолкаю, озвучив самое сложное, но теперь и Сергей не спешит подавать голос. Наклонив голову, он некоторое время отстраненно сверлит пол, явно что-то просчитывая, затем поднимает взгляд на меня:
– Признаться, твои умозаключения, Оля, меня пугают, – произносит он, не сдерживая смешка и не спеша говорить ни да, ни нет на мое предложение. – Скажи-ка, когда ты успела так детально все продумать, если узнала о беременности лишь пару часов назад?
Пожимаю плечами и моментально кривлюсь от прострелившей спину боли. Забылась, увлекшись разговором, вот и получаю отдачу.
– Я – юрист, Сергей. Думать – моя работа, – произношу на выдохе. А затем, как в омут головой бросаюсь. – Можешь ставить мне любые условия кроме аборта. На него я не пойду. На остальное согласна.
Повторяю уже ранее озвученное.
– Я тебя услышал, – кивает он в ответ и, оттолкнувшись от подоконника, начинает приближаться. – Так, Оль, на сегодня давай закончим. Ты очень устала, и не спорь. Сейчас я помогу тебе лечь. Завтра приду после обеда, и мы продолжим.
– То есть, ты озвучишь ответ завтра? – признаться ожидание пугает меня сильнее, чем то, как откровенно и запросто касается меня мужчина, помогая вытянуться на постели.
– Нет, завтра мы обсудим детали. О том, что я не стану настаивать на аборте, говорю сейчас. Тебе противопоказано нервничать, и я с этим полностью согласен.
В порыве благодарности, тянусь к его ладони, которую он не успевает убрать, и, перехватив, пожимаю.
– Спасибо, Сереж, – сиплю, стараясь не заплакать на эмоциях.
– Не за что, Оль, отдыхай, – мою ладонь аккуратно пожимают в ответ, а виска всего на мгновение касаются сухие горячие губы.
Глава 11
СЕРГЕЙ
На улицу выхожу с четким желанием размозжить тупые головы всех, кто был причастен к похищению и издевательствам над девчонками. Достать каждую падаль и научить тому, что женщин обижать нельзя.
Колотит не по-детски. Кулаки чешутся, жесть.
Одна беда, проучивать уже некого. Всех положили еще в день налета. Целенаправленно, без раздумий, без жалости и желания посадить мразей на скамью подсудимых.
Что бы их там ждало? В суде этом? Общественное порицание? Несколько лет колонии, а потом свобода? Лайтовая жизнь без ночных кошмаров и сладкие воспоминания, как издевались над беззащитными девочками?
Нет уж! К чертям такую справедливость. Собакам собачья смерть.
Ни одна падаль не ушла от наказания. Все до единого сдохли. Погибли при задержании, как я отразил в отчете.
И ни один боец из спецподразделения, кто присутствовал при штурме заброшенного предприятия и освобождении заложников, не сказал слова против, не сделал попытки заступиться за шакалов и после не написал рапорт на мое самоуправство.