В частных клиниках всё иначе. Атмосфера наполнена доброжелательностью, уютом и умиротворением. Вокруг только что бабочки не порхают.
Хотя, про последнее утверждать со стопроцентной уверенностью не берусь, может, где-то порхают и они.
В целом же все направлено на повышение бодрости духа пациентов и поддержание в них позитива и радости: веселенькая расцветочка стен, штор и формы персонала; качественное освещение, на котором не экономят; индивидуальные палаты с личными санузлами и душевыми; картины в рамах и торшеры на прикроватных тумбах; мягкие кожаные диваны и живые цветы. Обоняние радует легкий цветочный аромат или, на худой конец, запах морозной свежести, а глазам предстают до зависти счастливые лица всех без исключения сотрудников: и медсестер, и врачей, и даже охранников.
Рита, пока не сбежала, тоже меня подобным радовала.
Да. Однозначно, я нахожусь в частной клинике.
От размышлений отвлекает короткий стук в дверь, а спустя пару секунд перед глазами появляется мужчина солидного возраста в идеально отглаженном белоснежном халате. Гусиные лапки у внешних уголков век, открытый взгляд, добрая улыбка и располагающие интонации в голосе – я начинаю доверять ему раньше, чем это осознаю.
– Здрасьте-здрасьте, Ольга Леонидовна. Ну, давайте еще раз знакомиться, голубушка.
Именно в такой интересной манере я узнаю, что передо мной стоит, а затем и сидит в кресле мой лечащий врач Шац Иван Степанович. Ко всему прочему, главный врач и совладелец частной клиники, где меня выхаживают.
– Сколько дней, вы говорите, я у вас нахожусь? – переспрашиваю своего доктора минут через пятнадцать, когда осмотр остается позади и мне понятными фразами объясняют, что спина пусть и болит, но кожа на ней точно уже не лопнет, чего я страшусь.
Однако, к сожалению, шрамы останутся. На пояснице, куда четыре раза из пяти попала пряжка ремня, глубоко порвав кожную ткань, и на запястьях, особенно с внешней стороны.
– Три дня, Оленька, – уверенно повторяет мужчина и, считав на моем лице волнение, поясняет. – Ничего странного в этом нет. Ваш организм был истощен до критических параметров. Плюс сильная простуда. А сон, как вы знаете, лучшее лекарство. Поэтому вы просто восстанавливали силы, а мы вам помогали, насыщая витаминами и поддерживая щадящими препаратами.
– Но три дня… – повторяю, пытаясь осознать масштабы моей пропажи со всех радаров.
Пять дней плена. Плюс три дня в больнице. Это больше недели.
Бабуля, наверное, с ума от переживаний сошла. Все морги обзвонила и поставила на уши полицию и спасателей.
Кошмар.
– В вашем положении это нормально, не волнуйтесь.
Поскольку все мысли занимает беспокойство об единственной родственнице, слова Шаца проходят мимо ушей. Слушаю, но не слышу.
– Мне срочно нужен телефон, – озвучиваю первостепенную необходимость.
А затем с удивлением узнаю, что Анна Савельевна живет и здравствует без паники и даже на здоровье не жалуется.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Ваш начальник Антон Сидоров связывался с ней еще в первый день вашего похищения. Объяснял, что вместе с Митиной Ириной вы стали участницами громкого процесса о рейдерском захвате промышленных кооперативов, поэтому в целях безопасности правоохранительные органы вас обеих взяли под охрану, перевезли на конспиративную квартиру и ограничили связь с внешним миром.
– И она купилась? – недоверчиво приподнимаю бровь.
– Да, Оленька. Уверяю вас, – усмехается врач в усы. – Любой бы на месте вашей бабушки поверил, когда к нему в дом заявились Самков и Платонов, сверкая корочками и звездами на погонах.
– О-о-о… – выдаю глубокомысленно, вспоминая мужчин, про которых идет речь.
Михаил Самков – жених Митиной Ирины и лучший адвокат северной столицы. Сергей Платонов – брат Ирины, заместитель начальника уголовного розыска, подполковник полиции.
Да, этим двоим сам черт лысый поверил бы. Зато теперь понятно, откуда про мое исчезновение узнал Антон Сидоров, не видящий дальше своего носа. Но то, что помог успокоить бабулю, молодец.