Ушел, прибежала расстроенная мать его, просила денег дать Коле на завтра. Она уже бегала к участковому, но не застала. «Да что это такое, он же три дня из дому не выходил». — «Ну и успокойтесь». — «Все равно ведь заберут, ничего не докажешь, — повторяла она, — если из-за того, что там грузщичал, так их там каждые три месяца полно новых». — «Но если отпечатки сняли, по ним же установят». — «Чего отпечатки, возьмут да подтасуют». — «Как?» — «С бумаги возьмут, да на бутылку оттиснут. А мое свидетельство в расчет не примут — мать».
Увезли их с Манаенковым вдвоем. День мы проволновались. Зинаида Егоровна рассказывала про свою жизнь. Где какие были деревни, как она девочкой встретила День Победы. «Снег шел, но пахали. Из Ивкина прибежал нарочный: «Звонили в Ивкино — война кончилась». Хотели работу бросать, а бригадир просит: «Уж хоть до обеда давайте попашем». Так до обеда пахали, а с обеда праздновали».
Вечером пошел в столовую, там Коля. Веселый. «Чего не пришел, мать же изводится». — «Да я только что. На красненькую не сообразим?»
Коля рассказал, что допрос был вежливый, хотя вначале сказали, что могут до выяснения причин замести на три дня. «Манаенкова стали допрашивать, я пошел в лесхоз на собрание. Там говорят: план не тянем по пиломатериалам, я думаю, надо ребятам помочь. Завтра, наверное, да не наверное, а точно, на работу выйду. Лишь бы тес пилить, ну брус, но не этот мусор, не штакетник».
Вечером Коля на работу не вышел, сидел у меня и говорил про свою обиду на участкового. «Надо же было вначале алиби проверить, нет, давай руки пачкать. Слышь, а следователь спросил, откуда у меня часы. Я говорю: ворованные, а он: ты здесь не груби. Слушай, чего ты никогда в аванс или в получку не приедешь, я же каждый раз прошу. Прошу же! А просьба равна трем приказам, приказ можно не выполнять».
Тут Коля сорвался и побежал за картошкой, хоть я и удерживал. Пока он бегал, я вспомнил про часы. Это я ему часы подарил и никогда бы не вспомнил, но Коля сам непременно, особенно выпивши, вспоминает. Мне так надоело, что я пригрозил отнять обратно. Но тут в расстроенных чувствах, да еще после интереса следователя. Эти часы электронные. Еще первых выпусков, в них совершенно устрашающая точность, даже не на секунду, на доли секунды. Они все показывают: год, месяц, день недели, часы, минуты, секунды. В них что-то неумолимо вокзальное, в этих молча меняющихся, и все вперед, и вперед, цифрах. Они угнетают точностью. Даже ночью их видно — светятся. И молча работают. Уж я и ронял их, раз даже с ними заплыл — идут. Я смирился. Когда кончились все сверхсроки смены питания, часы все равно шли. Это было как проклятие, в них не было относительности времени, то есть где угодно, на собрании или за столом, в радости или в горе, они шли одинаково, как заброшенные с другой планеты. Спас меня от них случай. Один печатный орган подарил мне именные часы. С надписью. Естественно, я подумал, что часы встанут на другой день. Ну, ничего, думал я, надпись останется, внуки посмотрят и дедушку зауважают. Но часы шли. Как-то по-родному крутились по солнышку стрелки, особенно секундная старалась, так трепетно и неуверенно, как былиночка, что я б и не рассердился, если б она остановилась отдохнуть. Но и наутро часы шли. Я заметил по электронным и вечером сверил. Конечно, нормальные часы отстали, но на то они и были нормальны. В них в окошечках были тоже означены день недели и число, конечно, перевранные, но и это было очень хорошо, очень по-нашему, не позволяло надеяться на других, заставляло работать головой. Когда я поехал сюда, я уже полюбил их и не снимал. Но, честно говоря, подстраховываясь, вдруг встанут, взял и электронные.
В первый вечер, так совпало, Коля, сокрушаясь, сообщил, что накануне за трояк «махнул» свои часы. «Чего ж за трояк, хоть бы за пятерку». — «Мучился сильно, болел». Тогда я и подарил электронные часы Коле, с облегчением избавляясь от них. Предупредил, что, может быть, скоро придется сменить батарейки но это при нынешней науке и технике просто. Но время идет, и Колины часы идут. Я знаю, что Колю соблазняли много раз уступить их за большую, нежели предыдущая, сумму, но он держится. Каждый раз мне гордо рассказывает, что устоял, хотя и взять было негде и цену давали хорошую. «Я даже нарочно торговался, говорю: давай по бутылке за каждое указание. За то, что год показывает — бутылку, месяц показывает — еще бутылку, день недели, часы, секунды, минуты. Я еще приврал, что частоту пульса показывает и давление, есть же такие часы? У японцев-то есть, конечно».
Но я не велел Коле торговать подарком, он отвечал, что и сам не дурак, только я все же сильно сомневаюсь, а вдруг не устоит? Как я тогда, по кому буду сверять свои часы, радио здесь не работает.