В конторе четырежды в день была железная дисциплина: надо было вовремя прийти на работу, вовремя уйти на обед, вовремя вернуться с обеда и быть на своем месте в конце рабочего дня. За этим следили. А за тем, что заполняло пространство меж этих временных отметок, следили не очень. Оно заполнялось в основном весельем. К финалу дня некоторые из конторских сидели, держась за столы, но сидели, проходили проверку на посещаемость, а после проверки, особенно после рабочего дня, веселились законно. Жена моя, огорченная моими возвращениями во внеурочное время, явилась в контору, но вся контора закричала, что трезвее меня человека просто нет, что уж если я не работаю, то кто же работает? Я сидел и редактировал текст нарукавной повязки военного туриста. Разные были заказы.
Были заказы и такие, на которых можно было подзаработать. С них все и началось и ими все и кончилось. Лева и Боря не скрывали, да было и невозможно скрыть, что подписи к разным плакатам оплачиваются, и неплохо. Подписи делали Боря и Лева. Подписи были незатейливы, например: «Приглашаем в солнечную Киргизию», или: «Вас ждет янтарный берег», или: «Самолетом — в солнечную Грузию», но оплата была огромной — двадцать пять рублей за подпись. Боря и Лева стойко держались за подписи, являя собой сплоченную мафию. Они как-то сумели внушить начальству, что лучше их никто не сможет делать подписи. Леве и Боре, конечно, было легче, когда сбрасывались, не от семьи отрывать. Один раз у меня был гонорар на стороне, гонорар небольшой, но жене неведомый, и я — дело прошлое — извел его на радость коллективу. Совесть бывает и у мафии: принимая мое угощение, Боря и Лева предложили мне составить одну подпись. Выпало Телецкое озеро. Я обрадовался возможности заработать четвертную, но мне было, стыдно получать ее за одну только строчку. Я решил порадовать работодателей. Просмотрел слайды, полистал справочники и энциклопедии, узнал об озере кое-что и трудился два дня. Конечно, не избежала жемчужина Алтая названия жемчужины, конечно, был и целебный, настоянный на запахах тайги воздух, было там это, но было и нечто, что заставляло немедленно бросить все и бежать доставать путевку на турбазу Телецкого озера.
— Алтын-кель, — гордо говорил я, подавая подпись в трех экземплярах.
И такой был эффект моей рекламы золотого озера, что начальство, одобрив ее, поручило мне еще два плаката, отняв их у Левы и Бори. Поручило Камчатку и Байкал. Нигде тогда из этих мест не бывавши, я вновь обратился к справочникам. Еще была открыта для доступа долина гейзеров, еще не было на Байкале целлюлозного комбината — было куда звать туристов, я старался.
Итак, я перебил заработок у мафии. Но ведь не весь, думал я, и на обмывание гонораров не скупился. Однако раз случайно услышал по своему адресу, что заставь дурака молиться, он и лоб расшибет, и смекнул, что дела мои пойдут плохо. Стал отказываться от подписей, ссылаясь на занятость, но начальство, полюбившее мои подписи к плакатам, от занятости, то есть от вычитки корректур, поездок в типографии, меня освободило и переложило мои обязанности на тех же Леву и Борю.
Еще наша контора выполняла заказы различных министерств и ведомств. Путейцы постоянно заказывали плакатики по технике безопасности, и Лева и Боря, ничтоже сумняшеся, поставляли им такие тексты: «Переходите железнодорожные пути в установленных местах» или: «Выиграешь минуту — потеряешь жизнь» — и получали тридцатку, ибо с чужих драли дороже. Министерство торговли постоянно теребило нас, требуя рекламировать те товары, которые плохо раскупались. Зачем было рекламировать те, что раскупались хорошо? Лева и Боря сочиняли восклицательные предложения о полезности консервов «Завтрак туриста», «Уха азовская», беззастенчиво врали, что маргарин и животные жиры не уступают сливочному маслу, и опять же шли к кассе. Лебединая песня Бори и Левы звучала так: «Знать должен каждый человек — полезен серебристый хек».