В назначенный день, 2 марта, в малой конференц-зале Академии разместились многочисленные гости, в большой зале были накрыты праздничные столы, на эстраде, украшенной цветами, сидели дамы. Взволнованный и растроганный юбиляр принимал поздравления с самого утра — первыми его поздравили внуки, прочитавшие торжественные куплеты… Плетнев и непременный секретарь Академии К.С. Веселовский к семнадцати часам привезли Вяземского в Академию, где его у входа встречали старый знакомый по Швейцарии и Ницце принц Петр Георгиевич Ольденбургский, министр просвещения Ковалевский и Блудов. Блудов же и открыл вечер, еле слышным голосом сообщив, что юбиляр высочайше пожалован придворным чином гофмейстера с назначением состоять при особе императрицы. Кроме того, к двухтысячной аренде, закрепленной за князем два года назад, была добавлена еще тысяча рублей. Первый тост был, конечно, за государя и августейшую фамилию. Зал единым махом поднялся, когда раздались торжественные звуки «Боже, Царя храни», встали рядом с Вяземским Ковалевский и Блудов, встал и сам князь, сидевший под огромным бюстом Петра Великого, и в этом общем воодушевлении, в этом пении гимна чувствовалось что-то трогательное и вместе с тем величественное…
Благодарственная речь, прочитанная Вяземским, получилась довольно ироничной. Князь заметил, что творческий свой путь он заканчивает, увы, не тем, чем многие сейчас начинают — Полным собранием сочинений… В зале вспыхнул смех, Блудов несколько раз приложил ладонь к ладони, его примеру последовали Плетнев и Соллогуб. Сделав паузу, Вяземский продолжал:
— Не мои дела, не мои труды, не мои победы празднуете вы. Вы заявляете сердечное слово, вы подаете ласковую руку простому рядовому, который уцелел из побоища смерти и пережил многих знаменитых сослуживцев…
Дальше было все, что полагается на официальном юбилее. Ковалевский провозгласил тост за Академию, Блудова и принца Ольденбургского. Председатель Отделения русского языка и словесности Академии наук Петр Александрович Плетнев прочел стихи отсутствующего Тютчева:
Граф Владимир Соллогуб спел куплеты на свои стихи и музыку покойного Виельгорского — ту же музыку, которая звучала в 1838-м на юбилее Крылова. Говорил Николай Щербина, чиновник особых поручений при Вяземском в бытность его товарищем министра, известный своей пылкой любовью к античной Греции. Читал свои стихи гремевший когда-то Владимир Бенедиктов — напрочь растеряв былую популярность (во многом «благодаря» убийственной критике Белинского), он переживал в конце 50-х небольшой взлет… Пробился к юбиляру с поздравлениями Николай Иванович Греч — и сам Вяземский не удивился тому, что видит бывшего журнального врага без малейшего раздражения, напротив, с радостью даже… Уроженец Одессы, а теперь дрезденский журналист и поэт Вильгельм Вольфсон произнес по-немецки длинную речь и прочел перевод стихотворения Вяземского «Слезы» на немецкий язык. Граф Владимир Орлов-Давыдов провозгласил тост за отсутствующего по казенной надобности сына юбиляра. Специально приехавший из Москвы Михаил Петрович Погодин завершил свою речь словами:
— Честь и слава писателю, который не увлекался временными стремлениями, шел прямо своею дорогой, служил искусству для искусства, не для денег и других корыстных целей, не для чинов и отличий… Честь и слава писателю, который сохранял всегда искреннюю, горячую любовь к русской словесности, принимал живое участие во всех ее судьбах, ободрял всегда молодые таланты, оказывал нуждавшимся помощь и покровительство… Да здравствует заслуженный академик, знаменитый писатель, благородный гражданин, да здравствует добрый человек — князь Петр Андреевич Вяземский!