«Допустим, с журналистами я проблему так или иначе решу, — хмуро сказал Чуткий. — Но что делать с..? — Он снова обхватил голову руками. — Ведь мы даже не знаем, с какой стороны ожидать удара».
Это «мы» весьма позабавило Бурковскую, и она с трудом сдержала усмешку. «В таких ситуаций существует только один способ спасения», — сказала она. «Какой?» — в глазах Чуткого промелькнула надежда. «Тебе нужно исчезнуть с лица земли, — отчетливо выговорила Северина. — Навсегда».
«Как это исчезнуть? — обомлел Чуткий. И, к ее удивлению, добавил: — А как же партия? А как же Дума?» И тогда она наконец позволила себе улыбнуться. «Не пугайся, Васенька. — С этими словами она приблизилась к Чуткому и положила руку ему на плечо. — Твоей партией займусь я. По крайней мере, все будут так думать. А ты уйдешь в тень. С новым именем. И возможно, с новой внешностью». — «Ты с ума сошла! — заорал он. — Как это я уйду в тень? Я, Василий Петрович Чуткий, несколько лет приучал народ, что это имя значит многое, что Чуткий и партия „Русич“ — близнецы-братья! Что Чуткий — фигура солидная и влиятельная! А ты предлагаешь заменить меня собой? Но кто ты такая? Ты же никто!»
И тогда в Северине взыграла злость. «Меня зовут Северина Анатольевна Бурковская! — отчеканила она. — И между прочим, партию „Русич“ придумала я! И это я приучила народ к твоему имени. Ничего страшного, приучу и к своему. Я советую тебе подумать над моим предложением. И не очень долго — ты слишком рискуешь. А мертвым не нужны ни имена, ни партии, ни деньги. Народ забудет тебя раньше, чем завянут венки на твоей могиле». — «Не каркай! — еще громче заорал Чуткий. — Я сумею себя защитить. В гробу я видал эту правиловку!» — «Ты нужен мне живой! — тоже заорала Северина. — А если ты не сделаешь так, как я предлагаю, то… твоя жена узнает, с кем она жила все эти годы!»
Конечно, она сразу пожалела, что выкрикнула это. Но тогда она просто не сумела сдержаться.
И наверное, он испугался, поверив ей. Подумал, что она собирается его шантажировать. Что мечтает возглавить его партию. А ей ведь нужно только одно: чтобы он был жив и чтобы он был с ней!
Северина выпила еще одну стопочку коньяка. Она придумала, как убедить Чуткого принять ее план. Ему некуда деваться. Жизнь в тени трудна только первое время. А теневая власть даже слаще той, что на виду. Уж кому, как не ей, Северине Бурковской, это знать…
30. Спектакль окончен, по домам…
Александра Барсукова вернулась домой за полночь и, как обычно, занялась просмотром электронной почты. Внимание телеведущей привлекло послание за подписью «Стрингер». Некто сообщал, что имеет сведения о предстоящем покушении на Василия Петровича Чуткого, и предлагал встретиться, дабы обсудить материальную сторону вопроса. Саша вздохнула, переслала копию письма в Городское УВД и решила, что завтра предупредит самого Чуткого, а со «Стрингером» встретится, когда появится хоть какая-то перспектива досуга. Интуиция подсказывала ей, что, скорее всего, послание — очередная пиаровская «утка» со стороны изобретательного руководителя «русичей».
Через некоторое время она снова натолкнулась на послание «брата Медарда».
«Я уже не могу питать надежду сбросить тяжкое бремя грехов и обрести прощение и вечное блаженство, проклиная самого себя и жизнь свою, я в безутешном отчаянии готов хоть сейчас умереть, если со всей правдивостью, в глубоком сердечном сокрушении, не открою вам как на исповеди все, что со мной произошло…
Уважаемая Александра Николаевна! Полагаю, что вы так же, как и я, считаете, что любое зло, происходящее на земле, должно быть наказано. Только некоторые, считая так, ждут, что наказание это осуществит кто-то другой. Иные же берут на себя бремя ответственности и исполняют предназначение миссионера добра и справедливости. Поэтому, когда Вы отыщете истину в очередной криминальной драме, подумайте, кого в действительности следует винить за содеянное. А то, что вы ее отыщете, я не сомневаюсь».
«Черт возьми! — рассердилась Саша. — Он словно дразнит меня и жаждет во всем мне признаться. Конечно, это не такое уж и редкое желание для преступника, многие из них просто ищут одобрения своим действиям. Ладно, если он уверен, что я найду истину, я ее найду. Он полагает, что до него не добраться? Зря».
Решительно щелкнув «мышкой», Саша выключила компьютер. Потом она позвонила Миловской и попросила пригласить на завтра в редакцию старейшую сотрудницу Театральной академии, о которой рассказывал Томашевич. А также — Перова и Ирену Игоревну, с которыми они познакомились на съемке злополучного ток-шоу «Небывальщина»…
Манефу Николаевну Урбанскую, Виктора Владимировича Перова и Ирену Игоревну Белую встречали Мила Миловская и Александр Лапшин, которого все трое гостей канала знали еще по театральному институту. У Ирены Игоревны, тогда еще ассистентки факультета драматического искусства, Лапшин четыре года постигал основы сценической речи, а Перов, как заведующий кафедрой актерского мастерства, посещал все экзамены без исключения и знал всех студентов в лицо. Что касается столетней старухи, то о ней говорить излишне. Когда-то, пригласив в свой сейф юного Лапшина, она долго уговаривала его снять перед третьим туром серьгу из уха. Но Лапшин уже тогда был не в меру упрям и Манефу не послушался, отчего оказался на грани провала. Но серьга в ухе — символ свободы и независимости — осталась.
Когда гости расселись в редакции, пришла Саша Барсукова и обратилась к ним с такими словами:
— Я пригласила вас для того, чтобы попросить о помощи. Возможно, ваши профессиональные память и интуиция помогут нам вместе разгадать один ребус. А проще говоря, нужно узнать одного человека. Или, как говорят криминалисты, опознать.
— Этот человек — преступник? — глубоким контральто спросила Урбанская.
— Возможно, — кивнула Саша. — Я предполагаю, что он учился в вашем вузе.
— Если он учился в нашем вузе, мы его узнаем, — сказала Манефа Николаевна. — Даже если на его лице будет толстый слой грима.
— Без грима тут наверняка не обошлось. — Барсукова нахмурилась. — Ирена Игоревна, вы этого человека уже видели. Помните ту женщину, которая во время съемок ток-шоу нападала на Полуянова?
— Эту женщину я не знаю, — уверенно проговорила Белая. — Она не училась в нашем вузе.
— Возможно, вы не очень вглядывались в ее лицо, — произнесла Саша. — Да и вообще вы не могли видеть ее лица. Вы же сидели в четвертом ряду, а она — в первом. Сейчас я покажу вам ее крупный план.
Ирена Игоревна демонстративно повела плечами. Урбанская и Перов, словно извиняясь за свою коллегу, ободряюще улыбнулись Александре.
Она включила видеосистему. На мониторе замелькали кадры с «Надеждой». Вот она оглядывается по сторонам, вот вызывающе смотрит в объектив, вот произносит обвинительную речь, размахивая руками…
— Господа, — тихо проговорила Урбанская, глядя на экран. — Я, возможно, выжила из ума, но ведь это… Павлуша. Павлуша Лосин, черт меня подери! Ты помнишь этого мальчика, Витенька? — обратилась она к профессору Перову. — Он играл в спектакле Дон Жуана.
— Лосин? — пробормотал Перов. — Это не тот ли мальчик, который не явился на дипломный спектакль, когда приезжала комиссия из Министерства культуры?
— У тебя прекрасная память, Витенька, — сказала Манефа. — Его еще в Москву приглашали, а он захотел остаться в Питере.
— Да, и провалился на всех показах, — подала голос Ирена Игоревна. — У него до четвертого курса шипящие западали. Он и здесь шепелявит. Лодырь!..
— У вас нет сомнений в том, что это именно Павел Лосин? — спросила Александра.
— У меня нет, — подтвердила Урбанская. — Возможно, у молодого поколения…
— Это точно Лосин, — скривилась Ирена. — Я могу сомневаться насчет внешности, но дефект речи у него характерный. Да и голос не изменился. Несмыкание связок так и не удалось вылечить окончательно.
— Да, теперь я тоже уверен, — кивнул профессор Перов. — Своенравный был паренек, но талантливый… Что же это он за спектакль у вас устроил? Это нынче актеры так зарабатывают?