— Да, я помогал. Но всё равно всё сгорело. Он был просто вне себя от ярости. Думаю, именно тогда с ним это и случилось.
— Что случилось?
— Он стал злым, жестоким, замкнутым. Как будто вместе с домом сгорела какая-то частичка его души. Он обвинял меня, говорил, что таким образом я пытался привязать его к себе, поэтому и спалил дом. И ещё много нелепых обвинений.
— И тогда вы поругались?
— Да. Мы наговорили друг другу много такого, о чём сейчас даже вспоминать стыдно. Потом он обернулся ястребом и улетел. Я не видел его несколько лет и ничего о нём не слышал. Затем он вернулся в магический мир уже как тёмный волшебник Гриндевальд, о котором теперь пишут в учебниках. Все его злодеяния — это правда. Огромное количество убитых магов и магглов, разрушенные дома. Он прошёл по стране, как ураган. И когда стало окончательно ясно, что его нужно немедленно остановить, Министр обратился за помощью ко мне.
— И тогда состоялась ваша битва?
— Да. Я не хотел с ним драться, хотел только убедить в том, что он должен остановиться. Но он словно обезумел. Даже слушать меня не захотел. Мы сражались несколько часов…
— И вы победили?
— Нет, — тихо отозвался Дамблдор, и его лицо потемнело. — У него была особая палочка, непобедимая. Я не мог одержать победу в бою. Наконец ему удалось разоружить меня и свалить на землю. Он нависал надо мной с вытянутой палочкой, и я думал, что он убьёт меня, но он…
Дамблдор отвернулся к окну, и его глаза заблестели. Гарри почувствовал, как страх и любопытство распирают его изнутри. Он даже наклонился ближе.
— Что он сделал?
— Он бросил свою палочку мне на грудь, — дрогнувшим голосом закончил директор. — И сказал… Сказал слова, которые я никогда не забуду. Он сказал: «Видишь, что ты натворил?» И тогда я понял, что это я виноват в том, что случилось. Я был слеп. Я настолько погряз в своих делах, что не замечал, что творится с моим другом. На моих глазах он превращался в жестокое злое чудовище. Если бы я был более внимателен к нему…
— Вы не виноваты! — горячо возразил Гарри.
— Виноват, мой мальчик, — тяжёло вздохнул Дамблдор. — Я виноват в том, что всю жизнь привык видеть в людях только хорошее, закрывая глаза на их тёмную сторону. Но она есть в каждом из нас. Её просто нужно вовремя увидеть и помочь человеку сдержать её. Но я был слеп.
— И что же было после того, как он кинул палочку?
— Официально я победил, — пожал плечами Дамблдор. — А он отправился в тюрьму. Его даже не посадили. Он сам решил себя замуровать. Мне назло. Чтобы ещё усугубить моё чувство вины. И он не желал меня видеть. Я писал ему каждый месяц, но он согласился со мной увидеться только в семидесятых. Единственный раз. Тогда он и сказал мне, что я отказываюсь видеть очевидные вещи, и рассказал мне про Тома.
— А Волдеморт-то тут причём? — изумился Гарри.
— Я пришёл к Тому в приют, когда ему было одиннадцать. Ты это, наверное, знаешь. — Гарри кивнул. — Я сказал ему, что он волшебник, но он даже не удивился. И я не мог понять, почему. Оказывается, Геллерт меня опередил. На несколько лет. Он появился в приюте у Тома, когда тому было семь. Разумеется, магглы его не видели, но Том видел. В течение четырёх лет Геллерт приходил к нему, рассказывал о магическом мире, показывал, как можно колдовать. Полагаю, способность к парселтангу Том не сам у себя обнаружил, а с его помощью. Четыре года он ломал представление ребёнка о мире, менял его мировоззрение так, как считал нужным. И Том верил ему. Разумеется, и про меня он ему говорил. Что мне нельзя доверять, что меня нужно бояться. И он добился своего. Он не ошибся в Томе. Я не знаю, как именно он его нашёл. Возможно, почувствовал тёмную родственную душу. Но из приюта я забрал Тома уже готового стать Волдемортом. Как видишь, тут я тоже недоглядел.
— Зачем он это сделал? — прошептал Гарри, который до сих пор не мог поверить в то, что услышал.
— Чтобы досадить мне, — пожал плечами Дамблдор. — Чтобы показать, какой я слабый и как мне трудно контролировать ситуацию. И он оказался прав.
— И после всего этого вы… Вы готовы всё забыть?
— Любовь, Гарри, очень странная вещь, — улыбнулся директор. — Наверное, нам просто нужно было… отдохнуть и побыть отдельно друг от друга. Пусть на это и ушло пятьдесят лет. Он одумался и успокоился. Я тоже… повзрослел. А всё, что когда-то было, просто вошло в историю и осталось на страницах ваших учебников. Полагаю, любовь — это единственное, что удержало его на той грани, которую он чуть не перешагнул, когда у него был шанс меня убить. Это единственное, что дало ему возможность, наконец, меня простить. И это единственное, что помогло мне всё забыть и перестать чувствовать вину. Мы оба простили себя и друг друга. Теперь остальное уже не имеет значения.