— Ясно, — ответил Гарри. На самом деле ему было всё равно, ведь ничего личного в этом письме не было, верно? — Ну… Я пойду, сэр?
— Иди, Поттер, — пожал плечами профессор.
Гарри сделал уже пару шагов от преподавательского стола, но потом обернулся и сказал:
— Профессор, у меня вообще-то есть имя.
Снейп удивлённо поднял бровь, но Гарри, не смутившись, продолжил:
— И вчера у вас неплохо получалось меня по нему называть. Мне кажется, что когда вы в конце каждой фразы вставляете «Поттер», вы невольно вспоминаете о моём отце. А это никак не способствует налаживанию отношений, верно? В конце концов, я не только Поттер, я ещё и Эванс, — последнюю фразу он произнёс еле слышно, опустив глаза.
— Хорошо, — отозвался профессор елейным тоном, не сгоняя с лица мерзкую ухмылку. — Я учту это, Поттер.
Гарри улыбнулся, вышел из кабинета и поплёлся на ЗОТИ. Видеть Люпина и объясняться с ним на тему произошедшего в субботу совсем не хотелось. Но было ясно, что просто так Ремус его не отпустит. Так и случилось. Едва урок окончился, Люпин попросил Гарри задержаться. Тот бросил взгляд «всё в порядке» на Рона и Гермиону и направился к преподавателю.
Люпин начал без предисловий:
— Гарри, я вёл себя, как кретин. Прошу меня простить.
— Всё в порядке, — отмахнулся Гарри. — Я знаю, что ты не со зла. Просто… Ты просто не пей больше столько, ладно?
— Конечно, — смутился Ремус. — Конечно. Э-э-э… Как продвигаются твои дела с переводом? — спросил он, чтобы сменить тему.
— Спасибо, неплохо, — довольно сухо отозвался Гарри. — Я перевёл почти треть книги, хотя думал, что дело будет идти медленнее.
— Хорошо. Что ж… — Люпин неловко почесал локоть, словно не зная, что ещё сказать.
— Я пойду, Ремус? — спросил Гарри, делая шаг назад.
— Подожди минутку, Гарри. Мне хотелось бы ещё кое-что тебе объяснить, — Люпин замялся. — Насчёт того, что ты говорил в Хогсмиде. Я много думал над твоими словами. И понимаю, что ты был прав. На месте Северуса мог оказаться любой, абсолютно любой мальчик из бедной семьи. Поэтому дело даже ни столько в нём, сколько…
— …в самом факте его существования, — тихо закончил Гарри.
— Что?.. Откуда… Откуда ты знаешь об этом? — изумился Люпин.
— Неважно, — махнул рукой Гарри. — Но мне известно и об этом, и о многом другом, что вытворяли Мародёры в школе. В особенности, двое из них. Ты сам ничего плохого не делал, я это тоже знаю. Потому и не сержусь на тебя. Просто хотелось бы, чтобы эти темы больше никогда не поднимались. — Люпин кивнул. — И дело не только в том, что мне стыдно за своего отца и за Сириуса, но и в том, что… это был Снейп. И я вовсе не хочу слушать про его унижения.
Гарри развернулся и вышел из кабинета ЗОТИ, оставив Люпина с открытым ртом.
Остаток дня и весь вечер ему не давала покоя одна мысль: откуда Пожиратели могли знать, когда он появится в Министерстве? Рассуждая логически, Гарри пришёл к выводу, что если у них и есть информатор, то это человек из Отдела Тайн, куда его приглашали для допроса. Потому что, кроме Дамблдора, Снейпа и, возможно, Люпина, о его вызове не знал никто из Хогвартса. Значит, информация попала к Пожирателям извне. Неожиданно для себя Гарри понял, что сейчас не хочет выяснять, кто это может быть. Во-первых, один он ничего не выяснит, во-вторых, вряд ли он знает этого человека лично, в-третьих, он уже так привык к тому, что его всё время пытаются убить, что вчерашний эпизод теперь воспринимался довольно спокойно, даже философски. В любом случае, сейчас он ничего не мог сделать сам. Оставалось только задавать вопросы. К счастью, вечером он как раз направлялся к человеку, который мог ответить на некоторые.
— Профессор Снейп, можно спросить? — Гарри поднял голову от Книги Смерти: всё равно он не мог сейчас сосредоточиться и сложить из двух переведённых слов — «дым» и «лекарство» — элементарное название растения — «лекарственной дымянки».
Снейп тоже оторвался от какой-то книги и поднял голову.
— Ну, спрашивай, Поттер.
Гарри про себя с досадой отметил, что профессор так и не перестал звать его по фамилии, но вслух сказал:
— Уже известно, почему Пожиратели напали на нас вчера? Откуда-то ведь они узнали?
Снейп немного помолчал, обдумывая ответ, и вздохнул:
— Мы с профессором Дамблдором как раз это выясняем. Видимо, кто-то из министерских работников находится под заклятием Imperio. Кто-то, кто точно знал место и время твоего вызова. Но это всё равно, что искать иголку в стоге сена, — он пожал плечами.
— А всем ли Пожирателям удалось вчера сбежать?
— Кроме того, который погиб, — тихо ответил профессор.
Гарри вздохнул и уткнулся обратно в Книгу, по-прежнему будучи не в силах сосредоточиться. Голос зельевара снова заставил его поднять голову.
— Поттер, я надеюсь, ты не собираешься снова лезть в Министерство, чтобы самостоятельно узнать, кто о тебе сообщил Пожирателям?
— Конечно, нет, — замотал головой Гарри, но этот ответ почему-то не убедил профессора.
Нахмурившись, он внимательно посмотрел Гарри прямо в глаза.
— Я, конечно, понимаю, что, несмотря на декларируемые Гриффиндором качества, умение держать обещания никогда не было твоей отличительной чертой. Но, тем не менее. Гарри, пообещай мне, что ты никуда не станешь лезть. Как ты понимаешь, я больше не могу шпионить для Дамблдора, поэтому у нас нет информации о том, что творится сейчас в лагере Пожирателей.
То, что Снейп назвал Гарри по имени, говорило, прежде всего, о серьёзности ситуации, поэтому Гарри поспешил дать обещание, что и шагу из замка не ступит. А потом снова взялся за перевод.
***
Неделя пролетела незаметно. В основном, потому, что Гарри был постоянно чем-то занят. Дни — на занятиях, вечера — со Снейпом. В последнее время профессор вёл себя по отношению к Гарри весьма миролюбиво, поэтому уже во вторник юноша тот на составленное Снейпом расписание встреч и без предупреждения заявился в личную лабораторию зельевара. Как ни странно, профессор никак не прокомментировал это вторжение, а, воспользовавшись тем, что Гарри нечем заняться, усадил его за нарезку очередных гусениц для завтрашнего урока четверокурсников, объявив это дополнительными уроками по Зельеваренью. И Гарри не был против.
Единственное, что его тревожило — это недовольство Рона и Гермионы, с которыми он проводил вместе всё меньше и меньше времени. Когда Гарри один раз сказал им, что засиделся допоздна в лаборатории зельевара, Рон взорвался и разразился гневной тирадой, закончившейся словами: «Ты нам друг или кто?!» Более спокойная подруга начала говорить что-то об успехах Гарри в Зельеваренье, и о том, что это, наверняка, необходимо для переводов, отчего Гарри сразу почувствовал угрызения совести. Он прекрасно понимал, что даже для переводов ему не нужно было столько времени проводить в подземельях, но ничего не мог с собой поделать: желание каждый раз легко пересиливало чувство вины перед друзьями. В итоге, чтобы не нарываться на конфликты, Гарри старался по вечерам попадаться на глаза Рону и Гермионе как можно реже, а если и случалось такое, отвечал, что был у Ремуса или засиделся в библиотеке. Никаких подробностей о расшифровке Книги он больше не сообщал, умалчивая и о том, какие зелья они со Снейпом варили на дополнительных занятиях. Ничего запрещённого там, конечно, не было, просто Гарри вдруг расхотелось рассказывать друзьям обо всём, что происходит в подземельях. Во-первых, он чувствовал волну непонятной ревности, которая исходила от Рона, стоило только упомянуть о Снейпе, во-вторых, лёгкую зависть или обиду Гермионы, привыкшей быть во всем первой, а индивидуальные занятия по Зельеваренью быстро сделали Гарри одним из лучших учеников в классе. Была и третья причина. Гарри слишком хорошо понимал необходимость разделения отношений со своими друзьями и отношений, которые теперь складывались у него с профессором. И те, и другие были ему по-своему дороги, и каждыми он, разумеется, дорожил. Но Рон и Гермиона были его лучшими друзьями, а то, что происходило в подземельях, стало для Гарри каким-то своим маленьким мирком, в который он не хотел никого впускать, не желая ни с кем этим делиться. Наверное, впервые в жизни у него было что-то своё, что-то настолько личное. Даже себе Гарри не мог объяснить причину возникновения этого феномена, поэтому предпочитал просто умалчивать о нём.