Его губы едва касаются моих и в ожидании моей реакции замирают. Я отвечаю на поцелуй, ясно давая понять, чего я хочу, и тогда он опускается на сиденье и усаживает меня на себя верхом. Я широко раздвигаю колени и вижу на его лице легкую улыбку, когда он за затылок тянет меня к себе. Медленный, глубокий, страстный поцелуй мгновенно уносит нас за пределы дружеской территории. Второй рукой Гаррет обнимает меня и прижимает к себе.
Все как в тот раз в бассейне. Только сейчас я не позволю голосам вмешаться. Не могу. Мне слишком это нравится, и я не позволю ей все испортить.
20
Спустя несколько минут я начинаю гадать, почему Гаррет не двигается дальше. Мне нравится то, что он делает, но я жажду большего, а он даже не добрался до второй базы. Я направляю его ладонь под край своей майки и оставляю ее на талии, но его рука так и остается лежать там. Он даже не пытается сделать следующий шаг.
Наконец я прерываю поцелуй.
— В чем дело?
— О чем ты?
— Я не предлагаю заходить слишком далеко, но можем позволить себе нечто большее, чем поцелуи.
— Думаю, не стоит. Помнишь, что случилось в тот раз?
Я опускаю взгляд.
— О. Не волнуйся на этот счет. Я в порядке.
Он убирает с моего лица волосы.
— То, что случилось тогда в бассейне, испугало меня. Мне показалось, я сделал тебе больно или еще что. Ты стала кричать и бить меня.
— Я не кричала. — Или кричала? Не помню.
— Кричала, — мягко произносит он. — Ты сказала, что никогда не будешь такой, как я. Не знаю, что это значило, но я решил, что ты разозлилась из-за моих прикосновений.
Я не ты. Я никогда не буду такой, как ты. Именно эти слова я постоянно твержу себе.
— Я говорила не с тобой. И не о тебе. Я не хотела.
— Тогда с кем ты говорила?
— Не могу сказать.
— Тогда объясни, что случилось тем вечером. И почему это произошло во второй раз, когда я застал тебя у себя в комнате. Ты так распсиховалась, когда я пошутил, что ты не выключила телевизор.
Неожиданно на глаза у меня наворачиваются слезы, и, несмотря на все мои усилия, сдержать их не получается. Мое горло сжимается, а грудь наливается свинцом. Я слезаю с Гаррета и устраиваюсь на пуфике рядом.
— Не хочу поднимать эту тему. Этого больше не повториться. — По моей щеке сказывается несколько слезинок, и я не успеваю смахнуть их.
Гаррет замечает, что я плачу.
— Черт! — Он быстро заключает меня в объятия и прижимает к груди. — Джейд, мне жаль. Я не хотел, чтобы ты плакала из-за меня. Мне просто хотелось понять.
Слезы текут все быстрее, как бы сильно я не старалась сдержать их, и, чтобы скрыть их от Гаррета, я зарываюсь лицом в его рубашку.
— Джейд, поговори со мной.
Я не могу. Если заговорю, то голос надломится или начнет дрожать, и тогда Гаррет поймет, что я не могу контролировать плач. А парни ненавидят, когда при них плачут. Я сама ненавижу плакать, и меня жутко бесит то, что я сейчас плачу. Проходит несколько минут, и рыдания наконец прекращаются.
— Ты в порядке? — Он бережно приподнимает мое лицо за подбородок, и я замечаю, что его рубашка промокла из-за моих слез.
— Да. Все нормально. — Я сажусь и вытираю лицо. — Извини, что испортила твою рубашку.
— Мне плевать на нее. И ты не в порядке. Теперь расскажи, в чем дело.
— Ни в чем. — Моя грусть превращается в ярость, когда до меня доходит, что я слишком сильно ему доверилась. — Забудь.
— Мы друзья, Джейд, и мне не нравится видеть тебя в таком состоянии.
— В каком? В плачущем? Мне что, поплакать нельзя?
— Здесь есть нечто большее. Ты что-то недоговариваешь. Просто поговори со мной. Может, я смогу помочь.
— Ты не сможешь помочь мне, Гаррет. Я должна справиться с этим в одиночку. — У меня вырывается всхлип, когда я произношу последнее слово. Одиночка. Самое подходящее описание того, кем я себя ощущаю, потому что не могу ни с кем этим поделиться. И я так устала чувствовать одиночество.
Он снова привлекает мою голову себе на грудь, затем берет покрывало, лежащее рядом с пуфиком, и укрывает нас.
Мы сидим в тишине. И я спрашиваю себя, почему должна разбираться с этим самостоятельно. Почему не могу просто поговорить об этом с Гарретом. Если уж выбирать того, с кем поделиться этим, то только его.
— Это была моя мать, — еле слышно выдыхаю я.
— Что? — Он смахивает локон с моего лица. — Ты что-то сказала?
— Моя мама, — повторяю я громче. — Я говорила о моей маме.
Наступает неловкая тишина. Уверена, он считает меня сумасшедшей. Зря я ему сказала.