— Все хорошо, мы просто поговорим. Я не враг им, поверьте.
Она, сглотнув слезы, кивнула. Музыка орала во всю, но весело никому уже не было. Костя, Ольга и Света все прекрасно поняли. И только моя мама стояла со стаканом воды и недоуменно на всех смотрела.
В подъезде отец закурил. Артур почти вжался в стену, его трясло, и я, наплевав на все, подошел к нему и обнял. Отец посмотрел на нас в упор, покачал головой.
— Олег, вы из-за этого со Светой расстались? Давно это у тебя? Почему ты молчал? Почему ничего не сказал, прежде чем идти к твоему… — он запнулся, не зная как назвать Артура.
— К моей второй половинке. Со Светой мы расстались раньше, чем я Артура встретил. До этого я на парней не смотрел вообще, если ты об этом спрашиваешь. Артура я люблю. И с этим — вам с мамой — придется или смириться, или отказаться от меня.
— Господи, как тебе такое в голову только пришло? Как можно от своего ребенка отказаться? И потом, не забывай, где мы с мамой живем. Там такие пары, как вы, в обнимку, не стесняясь, ходят. Так что мы с твоей матерью не такие уж и консерваторы, думаю, постараемся переварить все это. Ну, невестушка, иди я тебя обниму.
Батя мой ехидно лыбился Артуру во весь рот, меряя его не менее ехидным взглядом.
Тот что — то хлюпнул нечленораздельное и как то бочком подошел к отцу.
— Ну, все, чего ты? Перепугались, да? Успокойся, все хорошо будет. А внуков мы Светлану попросим родить, она вроде же, как нам сноха тоже — хлопал добрый батя Артура по спине.
— Батя!
— Тьфу ты. Да не от тебя конечно, придурок. Выйдет же она потом за кого-нибудь. Вот мы и будем их деткам вроде бабушки с дедушкой. Бабки с дедками, никогда лишними не бывают. Тем более заграничные. Ну, все, пойдемте мамок успокоим. А то они извелись, наверное, уже. Я так понимаю, все остальные в курсе ваших амуров? Артур, твоя мама знает?
— Знает, батя, знает. Все знают. Любовь, её не скроешь.
— Это точно, — отец кивнул на засос, на Артуркиной шее. — Так значит, Софьюшка, нам сватьей приходится? — его улыбка стала еще шире. Я знал, что батя у меня ещё тот кадр, похренист полный, но честно сказать не думал, что до такой степени.
Артур растерянно посмотрел на отца, шмыгнул носом и сиплым голосом изрек:
— Наверное, я не знаю, как это называется.
Батя смеялся до слез. А Артур так и не поняв, что он сейчас только что ляпнул, с удивлением переводил взгляд то на него, то на меня. Причем я, стоически старался не рассмеяться.
В подъезд стали потихоньку выползать все домочадцы, с беспокойством поглядывая на отца. А он, все еще смеясь, обнял Артура и подтолкнул его к моей матери:
— Ну, принимай, мать, второго сына, куда от них теперь.
Мама моя, как и мать Артура, была заплаканной. Ей, наверное, все уже рассказали.
Она, молча, обняла Артурку, а потом и Софью Владимировну. А я сгреб их всех, вместе с батей. Все остальные, включая Костю, подозрительно шмыгали носами. У Светки с Ольгой самогон так и лил из глаз. Во дают, прямо как в мелодраме со счастливым концом. То ли нам с родичами шибко повезло, толи мир меняется?
Я все пытался представить себя на месте отца, получалось плохо.
На следующий день, опохмелившись, наши родители свалили в деревню к Артуровой тетке. А мы с ним остались наводить порядок.
Отец сказал, что если они приедут, и дома будет бардак, намылит нам шеи. Уже вечером, управившись и приняв душ, мы наконец дорвались друг до друга. Оторвавшись от губ Артура, я достал кольца. Он улыбался, хитро поглядывая на меня.
— Хочешь предложить руку и сердце?
— Хочу предложить кое какой обмен. Я тебе свое сердце и руку, а ты мне своё.
— УУ, заманчивое предложение. Дайка подумать.
— Я тебе ещё и кольцо в придачу даю, соглашайся. Выгодная сделка.
— В жизни не слышал, то бы так делали предложение.
— Ну, я вообще то, мужикам никогда их не делал, так что опыта маловато. А где это ты наслушался, как их делают?
— В кино, где же еще — он засмеялся и протянул руку, выставив безымянный палец.
— Это значит, что ты согласен?
— А ты что, надеялся, что я откажусь?
Когда стянул с него майку, обомлел: на левом соске Артура красовалось маленькое золотое колечко.
— Нравится? Это мой подарок тебе.
Я готов был кончить, еще ничего не начиная. От одного вида этого пирсинга, у меня в паху начался такой пожар, что я чуть ли не разорвал джинсы на этом сексуальном засранце.
Я вошел в него, как варвар-завоеватель, сорвав с его губ вскрик, кусая его соски, прихватив зубами золотое колечко. Я обезумел. От его тела, от нашего хриплого, прерывистого дыхания. Последний рывок, и мы падаем, падаем, падаем…. Или летим, как летают только во сне.
Часть 4. БОЛЬ
Уже месяц, как Артур на практике в Новосибирске. Завтра он приезжает.
Этот месяц прошёл быстро, я торопился сделать ремонт до приезда Артура.
Скучал по нему — не передать словами. Сердце грело в этой вынужденной разлуке только желание сделать сюрприз любимому человеку. Возился каждый день, чуть ли не до утра, притупляя работой тоску. И вот сегодня он приезжает. Через два месяца у него защита. Слава богу, хоть с армией проблема решилась, я так боялся, что Артурку после института, загребут служить отечеству. Я конечно, не против службы в армии, но мысль, что я не буду видеть его полтора года, меня приводила в ужас.
В аэропорту еле сдержался, чтобы не сграбастать и не сдавить в железные тески объятий.
Артур был каким-то заторможенным, неохотно отвечал на мои расспросы, пока мы ехали домой. Я списал это на усталость. Когда он вошел в квартиру, то восторженно ахнул.
— Нравится? — я наконец присосался к его губам, прижимая к стене в прихожей.
— Да, очень. Когда ты только успел? — он как-то мягко выворачивается из моих объятий. Проходит в комнату и с каким-то отрешенным и, как мне показалось, виноватым видом плюхается на диван. Меня это насторожило, но особо я значения его поведению не придал.
— Давай, прими душ и за стол. Я романтический ужин сообразил по поводу твоего приезда. Как же я соскучился, — не удержавшись, валю его на диван и начинаю целовать.
— Олеж, я в душ пойду. Ты грей пока свой ужин, — он вывернулся из-под меня.
Я растерялся. Не так я представлял нашу встречу. У меня внутри все кипело от нетерпения — зацеловать его, затискать. Я думал, что и Артур должен чувствовать то же самое. Но что-то было не так. Страх холодной змейкой стал заползать и сворачиваться в сжавшемся от нехорошего предчувствия сердце.
Ужин прошел как-то вяло. Он с неохотой рассказывал о своей поездке, я буквально вытягивал у него все клещами. Что-то случилось, я это чувствовал, но до смерти боялся спросить у него. Вернее, боялся услышать ответ. Взял самую крупную клубнику, опустился перед ним на колени и провел сливками по его губам. Он поддался мне на встречу, прихватил ягоду губами, и она исчезла у него во рту.
Я тут же приник своим ртом к его, а мой язык последовал за клубникой. Его губы, открылись навстречу поцелую, руки зарылись в мои волосы и он опустился на пол рядом… Желание, сдерживаемое целый месяц, расплавляло мозг, жарило необъятным пламенем всё нутро. Руки лихорадочно ласкали кожу, губы и язык, не могли насытиться поцелуями.
Страсть диким зверем рвалась наружу. От его запаха, разгоряченного тела, я сходил с ума. Проваливался в какой-то запредельный круговорот. Хотелось только одного — не разжимать объятий, слиться в единое существо, раствориться в этом водовороте и не возвращаться в реальность. Тихие стоны Артура, мое учащенное дыхание, пульсирующий от желания член, рвущийся в его плоть. Волна сжигающего как огонь наслаждения, туман в голове, слабость в раз обессиленного тела. А после — нежность, истома, покой.
И вдруг из этой эйфории, тебя вырывают не сразу дошедшие до тебя слова: