Она была очень слабой и болезненной – беспрестанно кашляла, текла носом и плакала от коликов. Это раздражало непомерно. Поэтому, разрешив все дела и помня напутствие Степаниды, я отправилась в украинские леса, где отшельником обитала ее старшая сестра Иванка, которая приняла Марину, будто та была даром небес. Я не понимала такой рьяной привязанности к столь жалкому существу ни стороны Степаниды, ни ее сестры, но была благодарна им обоим.
Все же… Полукровка не виновата в безумии своих диких родителей. Не виновата, что родилась такой, что, по факту, ей було не место под этим солнцем. Она, как всякое живое существо, просто хотело жить и быть любимой.
Какое-то время я жила вместе с ними, наблюдая, как растет моя дочь. Часто уезжала по делам клана, в котором вошла в судейский совет. Опять же, не главой – мне претила одна лишь мысль нести большую ответственность. Возвращалась, чтобы увидеть свое дитя – необыкновенно озорное и очень любвеобильное несмотря на мою строгость и равнодушие. Уходила и потом снова возвращалась.
Наверное, это дико – с таким равнодушием и холодом относится к плоти от плоти своей. К тому же, внешне Марина вскоре стала напоминать меня саму в детстве – желтые глаза стали серыми, темно-русые волосы вились мягкими кудрями и живая мимика лица выдавали жизнерадостную и эмоциональную натуру.
Настоящий дикий ужас обуял меня в тот момент, когда с счастливым визгом «Смотри, мам, как я умею!» девчонка в мгновение ока обратилась в уменьшенную копию свое отца – так же мордочка, те же рожки, сильные лапы и мускулистое тельце с хвостом. Все то же, но при этом – миниатюрное.
Почти забытая, сознательно стертая привязанность, разбавленная по непонятным причинам ненавистью, ударила меня изнутри, лишая дыхания.
Как же я любила этот облик – другой совершенно, но одновременно такой же – и как же я его презирала! За плод, что он поселил внутри меня, за ужас, что я испытала, когда он появился на свет, за чувства одиночества и брошенности, которые возникают под влиянием изменяющегося во время беременности тела.
В этой форме девочка стала живым напоминанием моей слабости и чувственности, которые я безжалостно вырвала вместе со своей женственностью и трепетом.
И я позорно сбежала. В который раз сделала выбор в пользу своего душевного спокойствия и просто бросила тоскливо скулящего полувампала за спиной в окружении буйно цветущих кустарников прелестного палисадника ведьмы Иванки.
Прости меня, грань… Прости свою неразумную и блудную дочь… Но я просто не способна поступить как-то иначе…
Конец