– Госпожа, вы оденетесь как обычно? – прервала мои размышления прислужница, закончив приводить в порядок моё лицо и волосы. В ответ я лишь молча кивнула. Облачившись в домашнее, но оттого не менее помпезное платье, я еще раз критически окинула себя взглядом в ростовом зеркале. Мдаа, такое я бы никогда не заказала. Но, судя по обрывкам памяти предшественницы, в её гардеробе обитали лишь пышные платья с каскадами оборочек и бантиков, словно она все еще оставалась невинным ребенком. Или, возможно, она лишь стремилась казаться таковой, ибо её мысли были мне доступны. Ну, знаете, как моя маскировка "пай-девочки" из прошлой жизни.
– Пора спускаться к ужину, – голос Ануш оторвал меня от созерцания собственного отражения и копания в пучинах разума.
Что ж, "дорогие родственнички", пора знакомиться. Резко выдохнув и быстро отрепетировав миленькую улыбочку, убедившись, что из зеркала на меня смотрит безобидный маленький ангелок, я, подхватив многочисленные юбки, быстрым шагом, пропуская кивком головы служанку вперед, пошла в столовую.
Хотя призрачные отголоски памяти прежней хозяйки тела еще блуждали в моих венах, а изнуряющая слабость сковывала каждый мускул, и сумбур недавних событий никак не желал укладываться в голове по полочкам, я, признаться, испытывала тихую благодарность за то, что верная прислужница вела меня сквозь сумрак замка Рубин, в направлении столовой.
Войдя под мрачные своды арки, отделяющей коридор от столовой, я на мгновение застыла, оглушенная давящей тишиной. Черт возьми, я опоздала. Инстинктивная дрожь, словно эхо чужой боли, пронзила тело, и перед глазами заплясал хоровод размытых, тревожных видений. К горлу подступила предательская тошнота. Как же не вовремя! Мне бы отлежаться в своих покоях, собраться с мыслями, но… как я уже говорила, это очень темное фэнтези. Впрочем, об этом позже….
С усилием натянув на лицо отрепетированную улыбку, я плавно склонилась в реверансе – благо, память мышц еще хранила этикет. Не поднимая головы, я исподтишка, из-под опущенных ресниц, наблюдала за господином этого дома, моим… то есть, отцом этого тела. Размеренное "тик-так, тик-так" маятника часов казалось оглушительным в этой мертвой тишине, и новая волна дрожи пронеслась по телу. Я знала, это тело способно выдержать многое. Оно привыкло к боли, к лишениям. Но сейчас, обессиленное и измученное, оно было на грани. Я боялась, что просто рухну в обморок, опозорив себя, или не смогу разогнуться и дойти до своего места за длинным, богато сервированным столом, что стоял вблизи центрального, где восседал господин. Ведь здесь собиралась не только семья…
-Займи свое место, - голос господина, словно удар грома, прокатился под сводами этого огромного зала, заставляя древние камни дрожать. Собрав остатки мужества, я едва слышно прошелестела слова благодарности и, стараясь не выдать волнения, направилась к своему столу.
Краем глаза я украдкой взглянула на него, на господина Дома Рубин. Он восседал на своем троне, словно выточенный из самой тьмы, – воплощение власти и неминуемой гибели. Взгляд его, острый как лезвие клинка, неотрывно следовал за мной, прожигая насквозь, заставляя кровь стынуть в жилах. Высокий, с широкими плечами, он был облачен в доспехи из вороненой стали, идеально облегающие его мускулистое тело. Каждый элемент его одеяния, от черных как смоль сапог до герба Рубина, вышитого на груди, источал ауру непреклонной силы.
Его лицо… О, это было лицо падшего ангела, лицо, однажды дарованное небесами, а ныне навеки запятнанное жестокостью и безжалостностью. Высокий лоб, обрамленный иссиня-черными волосами, хранил печать интеллекта и расчетливости. Тонкий, прямой нос выдавал аристократическое происхождение, а волевой подбородок говорил о несгибаемой воле. Но более всего поражали глаза – два осколка льда, в которых отражалась бездонная пропасть. В них не было ни тепла, ни сострадания, лишь холодный, всепоглощающий голод власти. В этих глазах читалась судьба целых королевств, решались жизни и рушились империи.
Встретившись с его взглядом, я невольно вздрогнула, словно от прикосновения ледяного ветра. В глубине этих ледяных омутов, бездонных и мрачных, я увидела не просто отражение, а свой приговор, вынесенный без суда и следствия. Он уже решил, как поступить с позором, подобно черному проклятию павшим на благородный Дом Рубин, и я, жалкая пешка в его безжалостной игре, прекрасно понимала, что меня ждет лишь беспросветная тьма. Я еще не знала, какую именно казнь, изощренную и мучительную, он мне уготовил, но нутром чувствовала: ничего, кроме леденящего ужаса, это не предвещало. Хоть он и являлся отцом моего бренного тела, плотью от плоти, прежде всего он – суровый и непреклонный правитель нашего домена, владеющий жизнями и судьбами подданных. И поверьте, хоть сейчас он и восседает на троне, облаченный в одежды аристократа, стоит лишь ослабить бдительность, и он одним четким, молниеносным движением снесет тебе голову, не прикладывая ни малейшего усилия, словно сорвав увядший цветок. Ведь чтобы возвыситься, стать хоть кем-то в этом жестоком мире, где правят интриги и предательство, надо многим пожертвовать, порой даже самым дорогим. В том числе и родственными узами, и честью, и даже жизнью собственной плоти и крови, если эта плоть запятнана позором…