зита к Варнаве, и он сам направился к ее келье. Деньги были
готовы: хозяйственный пакет, полный аккуратно упакованных
одно-, двух- и пятикроновых купюр. Это была монастырская
специфика, прихожане жертвовали мелкими купюрами, Олег это
уже узнал во время прошлых расчетов. Еще он знал, что деньги
монашенки пересчитывали трижды, поэтому привычно отказался
считать их сам и поспешил к машине. В монастыре праздник, а
ему работать надо.
Ему было хорошо ехать назад. Накормили, денег дали. И еще:
все-таки Ольга ему не просто понравилась, он думал о ней всю
дорогу, вспоминал, как они болтали на пионерском расстоянии.
Но Олег успел раздеть ее взглядом раз десять за эти недолгие
минуты. В монастыре. Послушницу.
«Втюхался, втюрился», – весело думал он: «Ну, ты – придурок,
нашел в кого и где».
– Ну, ты – придурок, - подтвердил Слава Митрофанов, когда
Олег поделился с ним своей бедой или радостью, что в данном
случае одно и то же. – Что ты творишь? Это же монастырь! Ну,
неужели в миру баб не хватает?!
Митрофанов был человеком примечательным. Олег знал его
уже лет пять, Слава работал прорабом в дорожной фирме и
регулярно выполнял для «Ригеля» работы по укладке асфальта.
Он же – отец Вячеслав, служил протодьяконом в Успенском
храме уже знакомого читателю монастыря. По выходным,
26
конечно, семью ведь надо было кормить, а у Славы было трое
детей. И заканчивал заочно Духовную семинарию. То ли на
последнем, то ли на предпоследнем курсе учился... Олег и Слава
раньше, до развода Олега дружили семьями, могли и рюмку после
работы пропустить. Сейчас общались редко, окончание учебы,
рождение третьего ребенка и работа не оставляли Славе
свободной минуты. Но он откликнулся на просьбу Олега помочь в
деле, в котором, как Олег объяснил, договариваясь о встрече, у
него, кроме Славы, специалистов нет. Они сидели в маленьком,
почти безлюдном кафе.
– Подожди, я даже знаю, о ком ты говоришь, – вспомнил
протодьякон. – Ольга, совсем молоденькая послушница, высокая.
Очень, очень старается, знаю, видел и слышал.
Здесь Слава замолчал, на его лицо набежала тень тревоги, что
ли. Он мрачно пил чай (оба были за рулем). А Олег догадался:
– Ты про меня от нее знаешь!
Слава недоуменно поднял глаза, и через долю секунды понял,
до чего додумался Олег своим воспаленным от любви мозгом:
– Вот что, если ты об исповеди, даже слово это не произноси, а
то я… Я в лоб тебе заеду прямо здесь, при людях, прости меня,
господи! Придурок, точно придурок, - продолжил возмущаться
Митрофанов, – а что с придурками делать, ума не приложу. И
объясняться с тобой не могу! Я же эту девушку на послушание
благословил!
Все это выглядело немного смешно, но видно было, что при-
ятель Олега не на шутку расстроился.
– Ладно, Слава, извини, не переживай. Даже думать об этом не
буду.
– Для кого Слава, а для кого-то отец Вячеслав, – то ли в шутку,
то ли всерьез прозвучало в ответ. – Скажи мне Олег, а ты сам,
когда на исповеди последний раз был? Ты же верующий,
православный.
– Года два назад, еще с Леной, перед масленицей.
– Два с половиной года прошло, весь в грехах не отпущенных,
в молодую чистую послушницу влюбился…
– А теперь ты мне объясни. Почему молодые женщины идут в
монастырь, вернее, что им там делать? Что Бог сказал: «Пло-
27
дитесь и размножайтесь!». А как плодиться, если молодые и
красивые в монастыре? Разве это правильно?
– Господь это сказал всем существам живым, – миролюбиво
продолжил дискуссию протодьякон. – А человек существо не
только живое, но и одушевленное. У него есть и другая цель –
душу свою спасать. Вот ты в храм и на исповедь не ходишь, – тут
Слава заметил протестующий жест Олега. – Ладно, ладно,
ходишь, но редко, не молишься. А кто-то же должен за мир
молиться, просить у господа и за тех, кто молиться, в принципе,
не может. Вот в монастырях этим и занимаются. За вас, мирских,
душой ленивых.
– Но почему молодая женщина? Исполни свой долг, роди.
Вырасти детей, затем иди в монастырь, молись!
– Трудно с тобой спорить, в чем-то ты даже прав. Но пойми,
нужна Господу молитва старца седого и отрока юного, матери
многодетной и девы. Чтобы весь мир о душеспасении думал,