На бетонном полу котлована с помощью мостового крана физики выкладывают графитовые и урановые блоки. Растет основание реактора, диаметр его около восьми метров. Блоки урана и графита складываются специальной решеткой. Тянутся провода от счетчиков нейтронов, от неоновых сигнальных ламп. Каждый слой укладывается с величайшей предосторожностью. Восемнадцатый… двадцать первый…
Сколько намучились с этим графитом, пока стали получать от заводов вот эти чистые плотные бруски. А урановые блоки кругленькие, с тусклым желтоватым блеском.
Гуляев наносит точки на график. Кривая должна показать, как возрастает плотность нейтронов с каждым законченным слоем. На схеме реактора каждая ступенька — слой — отмечена номером. Всего их семьдесят. Гуляев обводит кружком тридцатку. Уложен тридцатый слой.
Курчатов вычисляет с логарифмической линейкой в руках.
— Теперь каждый слой стройте с вдвинутыми предохранительными стержнями.
Три кадмиевых стержня спущены в каналы.
— Вот сюда… Аккуратнее. Ими регулировать и останавливать. Иначе…
Над котлованом в дюралевых трубах висят кадмиевые стержни. В любой момент по сигналу они падают в каналы реактора. Это надо, чтобы быстро погасить цепную реакцию. На аварийный случай. Потому что всякое могло быть.
Курчатов возвращается к себе, у дверей кабинета его поджидает Федя.
— Волнуетесь, Игорь Васильевич?
Напряженная деловитость Курчатова как бы спотыкается. И вдруг, неожиданно для себя, доверчиво решается:
— Я? Очень.
— Я тоже, — с облегчением и даже радостно признается Федя. И обоим от этого признания становится спокойнее.
Все с большей осторожностью идет укладка блоков. Плотность нейтронов растет. Уже вспыхивают неоновые лампы па пульте управления. Раздаются щелчки нейтронных датчиков.
Пятьдесят восьмой слой. Быстро поднимаются стержни. На короткое время слышны щелчки.
— Все в порядке. Приближаемся, — говорит Гуляев.
Он звонит по телефону:
— Игорь Васильевич, уложили шестидесятый слой… Хорошо… Ждем…
— Придется всем уйти, — говорит Гуляев.
Курчатов приходит, осматривает пульт, оглядывает график, проверяет приборы радиационной опасности.
— Игорь Васильевич, ну как, попробуем?
— Рано.
— Я знаю, что рано, а все же…
Курчатов почесывает бороду:
— Мне самому не терпится. Ладно. Давай. Поднять стержни, — командует он.
Гуляев нажимает кнопку управления, поднимая предохранительные стержни. Громкоговорители отщелкивают редкие удары. Вяло вспыхивают и гаснут неоновые лампы.
— Маловато… — Гуляев разочарованно смотрит на счетчики. — Что-то не того.
Перо самописца еще немного ползет вверх и переходит на горизонтальную линию.
— Почему нет нейтронов? — спрашивает Гуляев.
— А может, опять где-нибудь грязь? — говорит Федя.
— У тебя одна надежда на грязь. Тысячу раз проверили. Самые чистые блоки отбирали. — Гуляев потирает щеку, оставляя черноту графита на и без того уже измазанной физиономии.
Не обращая на них внимания, Курчатов разглядывает графики.
— Прекрасно, идем дальше, — решает он.
Гуляев молча опускает стержни. Смолкают громкоговорители, гаснут лампы. Федя и Гуляев недоверчиво следят за Курчатовым, но он, не отвечая, уходит.
Белые стены котлована почернели. Пыль, как сажа, покрывает пол, который стал скользким, люди в халатах, в защитных очках ступают осторожно. Лица их тоже черны, блестят лишь зубы и белки глаз.
Черная громада реактора растет.
Кладка идет уже на лесах.
На пульте Гуляев обводит кружком цифру 60. Осторожно, рывками, Курчатов сам поднимает предохранительные стержни. Дробь в громкоговорителях нарастает. Учащенно вспыхивают неоновые лампы.
Курчатов неотрывно следит за круглым пятнышком — зайчиком гальванометра. Кажется, что вот-вот зайчик дрогнет, двинется. Но идут минуты, зайчик остается на месте. И частота щелчков больше не увеличивается.
Волнение людей спадает. Наваливается разочарование, усталость.
Курчатов опускает стержни. Лампы гаснут.
Курчатов, Гуляев, Федя садятся за графики, проверяя расчеты.
Пользуясь перерывом, люди дремлют, некоторые от усталости засыпают тут же на стульях.
— Реакция может вот-вот начаться, — бормочет Курчатов, работая линейкой и нанося на график последние точки. — Ну, что у тебя, Федя?
Кривая, которую вычерчивает Федя, пересекается с линией графика на уровне шестьдесят второго слоя.