— Еще бы сантиметров на десять поднять стержень.
Курчатов молча разглядывает график.
— Кто его знает, может, десять, а может, двадцать, — нервничает Гуляев.
Раздается чей-то могучий всхрап. Гуляев вздрагивает.
— Фу, черт.
— Это Павлов храпит, — смеется Курчатов, — а ты думал, начался разгон реактора…
— Хуже нет работать вслепую.
Все ждут от Курчатова ответа. Он должен знать. Он должен принять решение. В эту минуту никто не думает — откуда ему знать.
Помедлив, Курчатов подытоживает:
— Будем пробовать при шестидесяти двух слоях!
— А ведь может и фукнуть! — мрачно заявляет Гуляев.
— Не должно! — Федя задумывается. — А впрочем… Ну и хай поднимется… — Гуляев вздыхает.
— Тебя это уже не будет касаться, — утешает его Курчатов.
— Обидно что? Что не узнаем, в чем была ошибка.
— Кроме того, он может расплавиться, — меланхолично отмечает Федя. — Управлять мы еще не умеем. Как-никак это первый реактор. Бог знает, чтó мы рожаем — беспомощное дите или дракона…
— Понесло.
Но Курчатов слушает Федю с удовольствием.
— А что, в каком-то высшем смысле он прав? А? — поддразнивает он Гуляева.
Идет кладка следующего слоя.
Часы показывают час ночи.
Павлов, что стоит наверху, подстраховывая аварийный сброс стержней, жалуется:
— Неужели Новый год будем тут встречать?
Гуляев обводит кружком цифру 62.
— Начинаем?
Курчатов оглядывает помещение.
— Выйдите, Федя.
— Игорь Васильевич, ни за что. Теоретики тоже люди.
Курчатов, пожав плечами, нажимает кнопку. Медленно поднимаются стержни. Дробь усиливается, неоновые вспышки учащаются. Перо самописца идет вверх. Гуляев и Федя сияют, но тут Гуляев подталкивают Федю локтем, они видят, как Курчатов напряженно вслушивается.
— Что-то учуял, — говорит Гуляев.
— Где?
— Не знаю.
Перо самописца замирает и переходит на горизонтальную линию. Щелчки обретают определенный ритм.
— Стоп! — командует Курчатов.
Гуляев опускает стержни. Становится темно и тихо.
— Реакция не самоподдерживающаяся, — произносит Курчатов.
На него смотрят с надеждой. В эти решающие минуты все доверились ему, они хотят видеть в нем всезнающего, всеведущего. Они убеждены, что он догадается, чтó происходит в реакторе.
— Может, отложим?.. — нерешительно предлагает Федя. — Соснем?
Курчатов встряхивается, встает, расправляя плечи.
— Неужели вы могли бы уснуть, Федя?.. Я — нет. — Азарт охватывает его, он снова свеж, бодр, полон вызова. — Мы кто? Мы солдаты. А солдаты себя не должны… Что?
— Жалеть! — отвечают все хором.
— Верно. Отдохнем и поднимем еще. Это вам не теория, а техника, со всеми последствиями, — подмигивает он своим помощникам.
Часы показывают пять.
В дверях Таня, за ней теснятся еще несколько сотрудников.
— Игорь Васильевич… разрешите нам присутствовать… Мы поможем.
— Нет, спасибо, — холодно отказывает Курчатов, — я сказал: всем удалиться.
Таня вспыхивает от возмущения:
— Господи, одни герои вокруг, ни одного нормального человека! Скоро у них над головами нимбы появятся!.. — Она в сердцах хлопает дверью.
Раздаются краткие команды Курчатова:
— Чуть выше… Еще… Еще…
Щелкают громкоговорители. Поднимаются стержни. Реакция нарастает. Курчатов следит за пером самописца, щелчки убыстряются.
Федя, не выдержав, отворачивается от приборов.
— Еще немного, — командует Курчатов.
И вдруг репродуктор захлебывается пулеметной дробью, дробь переходит в слитный сплошной вой. Линия самописца безостановочно ползет вверх. Неоновые вспышки сливаются в ало-желтое сияние. И хотя все понимают, чтó произошло, секунду-другую еще слушают, не решаясь поверить, смотрят на Курчатова. Зайчик гальванометра отклоняется все быстрее и быстрее.
— Заговорил! — кричит Курчатов и смеется от счастья, потирает красные глаза. — Поздравляю! Вот они, первые сто ватт от реакции деления!
Гремит общее «Урра!»
Гуляев обнимает Федю:
— Варит котелок!..
— Стоп! — командует Курчатов и нажимает кнопку аварийного сброса стержней. Все смолкает, гаснут лампы, щелчки раздаются все реже. Реакция погашена. Эта покорность реактора тоже вызвала радость.
— Игорь Васильевич, — умоляет Гуляев, — попробуем еще разогнать? Поднимем?
Курчатов покачивает головой.
— Нельзя. Слыхал? — Он показывает на импульсную установку. — Она пощелкивала. Значит, уже сюда попадает. Мы не знаем, какое излучение мы получим.