<Верно, слишком верно>, - согласился Уолшарно. <Конечно, это раздавило бы бедного младшего кузена. О, какое бремя я несу!>
- Спасибо тебе, дорогое сердце, - мягко сказала Лиана, похлопывая Гейрфрессу по плечу. - Я не знаю наверняка насчет его сердца, но мое было бы разбито, если бы я просто ушла от него.
- Тогда я думаю, что это...
Голос Базела оборвался на полуслове, и скакуны остановились в совершенном унисоне, поскольку кто-то еще присоединился к обсуждению. На самом деле, их было двое.
Томанак Орфро, Бог войны и Судья князей, предстал перед ними над высокой, раздуваемой ветром травой, шевелящейся вокруг его сапог. Ростом в десять футов с мечом за спиной и булавой на поясе, он был достаточно высок, чтобы смотреть сверху даже на скакунов, но Базел привык к этому в тех случаях, когда встречался со своим божеством лицом к лицу. Рядом с ним была женщина с волосами цвета полуночи, появившаяся так же бесшумно и без усилий, как и сам Томанак, что им удалось застать врасплох даже Базела Бахнаксона.
Она была выше любой смертной женщины, хотя все еще несколько ниже Томанака, с царственной, женственной красотой, и она смотрела на Базела, Лиану и скакунов сапфировыми глазами глубже моря. Ее платье светилось и струилось, каким-то образом переливаясь глубоким, холодным серебристым сиянием даже при ярком солнечном свете, а между ее пышными грудями висела красиво вырезанная луна цвета слоновой кости на цепочке из кованого серебра, украшенной опаловыми бляшками.
- Базел, - сказал Томанак тем голосом землетрясения, который, казалось, взял Равнину Ветра за шиворот и встряхнул ее с нежной силой. Базел кивнул ему в ответ, и Томанак улыбнулся. Но затем улыбка бога исчезла.
- Это долгожданный день, мой Меч, - сказал он.
- Прямо сейчас? - вежливо осведомился Базел, когда Томанак сделал паузу.
- Это так. Хотя, как и многое в вас, смертных, это не совсем то, чего мы ожидали. - Бог склонил голову набок, глядя на Гейрфрессу, которая просто посмотрела на него в ответ, встретившись с ним взглядом своим единственным глазом. - Интересное развитие событий, Дочь Ветра, - сказал ей Томанак. - Но великое сердце знает великое сердце.
- Да, это так, - согласился другой голос. Этот голос был таким же мощным, как у самого Томанака, но таким же отличным, как ветер от земли, и он пел, потому что это был не один голос. Это были три песни, объединенные, сливающиеся в идеальной гармонии а капелла, и Базел внезапно пожалел, что тут не было Брандарка. Одним из этих голосов было высокое, сладкое сопрано, искрящееся молодостью и радостью начинаний, но в то же время почти холодное и глубоко сосредоточенное. Второй был глубже и насыщеннее, стирая грань между меццо-сопрано и контральто, уверенный и сильный, тянущийся так, словно хотел обнять и укрепить всех, до кого мог дотянуться. А третий... Третий был мягче, возможно, печальнее или, возможно, более усталым. В этом третьем голосе была твердость, холодность, и все же он тоже тянулся, как будто предлагая утешение, спокойствие и принятие в конце дня.
- Великое сердце всегда узнает великое сердце, когда они встречаются, - пели теперь эти голоса, и сапфировые глаза переместились с Гейрфрессы на Лиану. - И все же не у всех сердец, при всем их величии, хватает смелости выйти за пределы самих себя, как у тебя, дочь.
- У моего сердца были хорошие учителя, Мать, - ответила Лиана, встретив этот бездонный голубой взгляд так же бесстрашно, как Базел когда-либо встречался с Томанаком.
- Да, это так, - признала Лиллинара Орфресса. - Если бы у всех моих дочерей были матери, способные придать их крыльям такую силу.
- Это была не только мать, миледи, - сказала Лиана. - Я нежно люблю ее, но то, кем я являюсь сегодня, - это не только ее работа.
- Да. Да, это верно. И несмотря на то, во что верят даже многие из моих последователей, это неправда, что мужчины не находят расположения в моих глазах, Дочь. Даже в полнолуние, когда вкус справедливости обжигает мой язык сильнее всего. Мужчина и женщина всегда были созданы друг для друга, и мое сердце наполняется радостью, когда они находят друг друга, когда они знают друг друга так, как твоя мать знала твоего отца все годы радости и боли... и как ты знаешь Базела.
Эти глубокие темные глаза переместились на Базела, когда она говорила, и градани почувствовал их тяжесть. Он чувствовал, как они измеряют и оценивают, взвешивают и пробуют, проверяют сильные и слабые стороны, которых даже Томанак не касался так непосредственно. Он встретил их спокойно, расправив плечи, и медленно, очень медленно она кивнула.
- Ты - все, что сказал мой брат, Базел, сын Бахнака. Я понимаю, почему он так высокого мнения о тебе... и я тоже.