— Хорошо. Можешь идти. Если с этим молоком все будет в порядке — значит, твоя правда. А если скиснет — мало не покажется.
Молочницу как ветром сдуло, она даже вчерашние крынки забрать позабыла.
Резиалия, довольная, вернулась к себе. Теперь она знала, где живет колдун, и можно отправляться на разведку, только лучше подождать до полудня, когда все крестьяне уже точно на работы уйдут. Сейчас как раз сбор урожая, самая горячая пора. А вот колдун будет дома, он-то на поле не горбатится, и без того хорошо живет. Графиня перебрала свои немногочисленные драгоценности: скромные, еще девичьи нитки речного жемчуга, тонкие золотые колечки, несколько агатовых брошек, не нашла ничего подходящего и открыла второй ларец. Там лежали свадебные подарки: жемчужное колье от родителей, тяжелые рубиновые серьги в виде виноградных гроздьев от наместницы, массивный золотой перстень от старшей сестры. Вот его-то Резиалия и опустила в кошелек, все равно он был слишком тяжел даже для ее руки, а самое главное, если другие драгоценности Ланлосс мог случайно запомнить, то это кольцо Резиалия никогда не надевала. Определившись с оплатой, графиня позвала служанку и задала ей уже ставший привычным вопрос:
— Господин граф в замке?
— Нет, ваша светлость, как рассвело — уехал, вот совсем недавно, я видела — солдаты ворота открывали. Конь у него рыжий, приметный, другого такого в наших краях нет.
Прекрасно, Ланлосса нет в замке, а прислуга уж точно не станет беспокоиться, что хозяйки нет. Этим лентяям лишь бы ничего не делать: не стоит графиня над душой, не проверяет, как начищены подсвечники и вымыт пол — и ладно. Она успеет вернуться прежде, чем кто-нибудь обеспокоится.
XLI
Дом колдуна Резиалия нашла сразу: небольшая каменная постройка одной стеной прикрепилась к скале, прямо под дверью журчал ручеек, через который были перекинуты доски, из кривой трубы тек в небо дым, пахнущий копченой рыбой и травами. Она поправила густую вуаль и постучала в дверь. Ждать пришлось долго, Резиалия уже решила, что в доме никого нет, хотя дым и говорил об обратном, когда дверь, наконец, открылась. На пороге стоял заросший косматый дед, невысокий, но кряжистый, в штанах, подпоясанных, как сначала показалось перепугавшейся женщине, живой змеей. Потом она сообразила, что это всего лишь умело выделанная змеиная кожа, снятая с головы до хвоста. Расстегнутая на груди безрукавка выставляла на обозрение щедро покрытую волосами грудь, шириной чуть ли не с дверной проем, а голые руки напоминали переплетенные корни вывороченного бурей дуба — под почерневшей от солнца кожей переплетались жилы. Дед окинул внимательным взглядом закутанную в вуаль даму и посторонился:
— Ну, проходи, графиня, раз пришла. А я все жду, когда ты до меня доберешься.
Резиалия мысленно помянула Семерых — и впрямь колдун, как бы он ее иначе под вуалью узнал! Она прошла следом за хозяином в дом, откинув на спину оказавшуюся бесполезной вуаль.
— Да ты проходи, проходи, не бойся. Я твою беду и так знаю, что графиня, что батрачка — горе у всех одно и то же. То милому не мила, то милый не мил. А у тебя так обе беды сразу.
Дом был под стать хозяину: на каменном полу вперемешку валялись звериные шкуры, куски пергамента, птичьи перья и объеденные кости, в углу дрых огромный мохнатый пес размером с доброго теленка. Он даже ухом не повел в сторону, так и лежал, удобно поместив морду поверх лап. По стенам висели пуки трав, мотки бечевы, ременные петли, на самом видном месте — лук, а под ним колчан со стрелами. Понимай Резиалия хоть что-то в оружии, она бы удивилась еще сильнее — лук был боевой, а не охотничий, а так она просто отметила, что старик нарушает закон — крестьяне не имели права хранить оружие. В центре единственной в доме комнаты тлели уголья в открытом очаге, а над ними коптились птичьи тушки. Запах трав, дыма, полусырого мяса и еще чего-то, едкого и незнакомого вызывал головокружение. Резиалия послушно опустилась на стоящий возле очага плоский камень, прикрытый линялой шкурой, хозяин сел рядом:
— Так и будешь молчать? Пришла, так уже говори, а то домой отправлю — дальше пустую кровать слезами мочить.
— Мне нужен приворот, самый сильный, какой только можно!
— Да уж, — хмыкнул колдун, еще раз поглядев на свою посетительницу, — на тебя и впрямь самый сильный приворот надобен, и то может не помочь, уж больно у тебя нрав вздорный. Если уж на такие телеса муж не соблазнился, так ласковой нужно быть, тихой да приветливой, тогда мужик не любить, так хоть жалеть будет. А ты цепного пса злее. Что смотришь? Думаешь, не знает никто?
Резиалия сидела, опустив взгляд, она чувствовала, как полыхают щеки. А безжалостный старик продолжал:
— Тебе такой мужик достался! Другая бы ноги мыла да воду пила, а ты что? А теперь приворот ей подавай!
— Я заплачу! Золотом!
— Зооолотом, — передразнил ее старик, — золотом любовь не покупают.
— Мне не любовь нужна, а ребенок! Иначе он меня бросит!
— Ну-ка, руку дай.
— Что?
— Руку давай сюда, — дед бесцеремонно схватил Резиалию за ладонь и стянул с нее перчатку, — будет у тебя ребенок, и скоро. А бросить он тебя все равно бросит.
Но Резиалия услышала только первую часть фразы. О, пусть только она родит сына, тогда уже Ланлосс никогда не сможет от нее избавиться!
— Мне нужен приворот, — упрямо повторила она.
— А я говорю, не нужен. Не тот твой муж человек, чтобы похоти поддаться. Ты, небось, думаешь, что приворот любовь нежную вызывает? Как бы не так! Похоть он распаляет, и ничего больше.
— Но ты же сказал, что у меня будет ребенок!
— И будет.
— Но муж ко мне не приходит!
— А кто тебе сказал, что ребенок от мужа?
— Ты с ума сошел! Он меня убьет, а бастарда никогда не признает!
— А вот это уже и обкумекать можно, ты, говоришь, золотом заплатишь?
— Да, золотом, — растерянно подтвердила Резиалия, не так она представляла себе разговор с колдуном, совсем не так. Она открыла кошелек и вытряхнула на ладонь перстень, — вот, золотой. А если мало — я еще принесу.
Старик взвесил перстень в руке, хмыкнул и примерил, широкий обод налез ему только на мизинец:
— И впрямь золото. А теперь слушай. Как выйдешь от меня, иди не назад в деревню, а направо, вдоль скалы, там тропинка начнется. Пойдешь по тропинке, увидишь дом. Подойди к нему потихоньку, да посмотри, что там делается. Увидишь — сама поймешь, как дальше быть. Только гляди, чтоб тебя саму не заметили!
— А если не пойму?
— Тогда дура ты полная, и останешься у пустой кружки. Да, на вот тебе еще, — дед, нарочито кряхтя, поднялся, подошел к огромному сундуку в углу комнаты и начал там рыться, — держи.
Он протянул женщине небольшой пузырек темного стекла, закупоренный пробкой.
— Что это?
— Да приворот твой. Напоишь им мужика — сам тебя в постель потащит. Только сначала в дом тот сходи.
— Ты же сказал, что на моего мужа приворот не подействует.
— Женщина, где ты была, когда боги раздавали ум?! Уж точно не за добрым нравом в очереди стояла. На мужа твоего — не подействует. Похоть тех одолевает, кто любви не знает. Что, кроме мужа мужиков не осталось, детей он один делать умеет?
— Я не понимаю!
— Молодая да дурная, вот и не понимаешь. Но поймешь. Давай-давай отсюда, некогда мне с тобой рассиживаться.
Пес поднял голову и негромко, но внушительно зарычал, Резиалия сжала в кулаке заветный флакончик и, даже забыв снова накинуть вуаль, выбежала из дома колдуна. Ей все казалось, что проклятый старик смеется вслед.
Отбежав на некоторое расстояние, она остановилась, оперлась о скалу, отдышалась. Так ее еще никто и никогда не унижал! Резиалия с детства знала, что есть и девицы и покрасивее, и поумнее, да и нрав у нее не самый лучший. Матушка не раз сокрушалась, что если и дальше так пойдет — младшая дочь никогда не выйдет замуж, и ставила ей в пример старшую сестру. Но ни материнские упреки, ни многочасовое стояние у стенки на балах в ожидании приглашения на танец, ни даже спокойная неприязнь мужа не шли ни в какое сравнение с тем ушатом холодных помоев, что на нее только что вылил этот немытый крестьянин! Подумать только, и ведь она сама к нему пришла! Резиалия разжала ладонь и посмотрела на пузырек. Может, не слушать противного старика, а напоить Ланлосса при первой же возможности? Подумаешь, праведника нашел, похоти он неподвластный! Пока воевал, бастардов наплодил по обе стороны границы, да и теперь не скучает. За время своего недолгого пребывания при дворе Резиалия прочно затвердила известную каждой придворной даме, вне зависимости от возраста и семейного положения, истину: «Все мужчины одинаковы и хотят одного и того же». Особо остроумные при этом добавляли, что мужчины, которые хотят «одного и того же», не заслуживают дамского внимания. После пережитого волнения Резиалия хотела вернуться домой, убедиться, что, по крайней мере, в своем доме она по-прежнему хозяйка. Она давно уже научилась закрывать глаза на подлинное положение дел: вся ее власть заканчивается на пороге своих покоев, и если отхлестать по щекам нерадивую служанку она может, то приказать выпороть — уже нет, потому что Ланлосс запретил телесные наказания в своих владениях. Но извечное женское любопытство все-таки пересилило, и она пошла дальше по тропинке. Тропинка отчаянно петляла, несколько раз Резиалия теряла ее в траве, потом находила снова, и она успела ободрать руки о камни и порвать чулки колючей травой, когда увидела дом. Большой двухэтажный каменный дом, с крышей из ярко-красной черепицы, а не соломы, обмазанной глиной. Она подошла поближе, не веря своим глазам — в широких окнах поблескивали самые настоящие стекла, и это при том, что в ее собственной спальне до сих пор в оконном переплете была дешевая слюда. Просто невероятно! Откуда здесь мог взяться подобный дом? Да у местных крестьян не каждый год были деньги заново выбелить свои лачуги, а никто из дворян не посмел бы построить усадьбу на графской земле! Она подошла еще ближе, и замерла, не веря своим глазам — привязанный к коновязи перед входом, там щипал траву рыжий конь под потертым кожаным седлом, тем самым, что Ланлосс Айрэ предпочитал любому новому, привыкнув за долгие годы. Теперь Резиалия поняла, кто загадочный строитель, и догадывалась, зачем ее супругу понадобилась эта уединенная усадьба, но действительность оказалась хуже всех ожиданий. Она едва успела притаиться за деревьями, когда увидела, что открывается дверь. Ланлосс вышел первым, невысокая женщина в синем платье с белым свертком на руках последовала за ним. Она протянула сверток мужчине и Резиалия услышала детский плач, графиня стояла так близко, что могла не только слышать, как ее муж разговаривает с любовницей, но и видеть их лица. Ланлосс осторожно держал ребенка, Резиалия никогда не видела его таким умиротворенным, но младенец продолжал заливаться криком, и улыбка на лице генерала уступила место растерянности: