«Будешь? – спросила мать, кивнув на остатки виски в бутылке».
«Мне семнадцать, -- на всякий случай напомнила я, грея ладони о нагревшееся стекло. – И я не пью».
«Ну-ну, -- усмехнулась мать, выпив содержимое бокала и щедро плеснув себе еще. – Появятся у тебя дети, Рози, хлебнешь с ними горя, попомни мои слова».
В точности как Эрик и отец ненавидели друг друга, так мать обожала и боготворила моего брата, ставя его интересы превыше собственных. Она любила его больше меня, хотя мы были похожими друг на друга, как могут быть похожи разнополые близнецы. И теперь неминуемая смерть Эрика уничтожит нашу семью, не оставив камня на камне.
«Отец не вернулся?»
«Нет, -- она пожала плечами и издала какой-то непонятный булькающий звук: то ли смешок, то ли фырчание. – Думаешь, он пытается спасти твоего брата? Ага, как же! Он и пальцем не пошевелит ради него, уж я-то знаю. А все проклятая карьера виновата. И она ему дороже сына».
«Он не позволит Эрику умереть, -- в голосе нет убежденности, однако я пытаюсь убедить мать в своих словах. Или себя. – Отец не позволит Эрику умереть. Вот увидишь, завтра он вернется домой после оправдательного приговора. Я уверена в этом. И все будет как прежде».
«Ага, как же, -- вновь повторила мать и поднялась на ноги. – Надеюсь, на голосовании ты сделаешь правильный выбор. Спокойной ночи, Розалинда».
«Спокойной ночи, матушка».
Отец вернулся около семи утра. Кинув на меня хмурый взгляд, он подошёл к кофемашине и нажал на кнопку. Аппарат зажжужал, включаясь, а через пару минут тонкая кофейная струйка побежала в изящную фарфоровую чашку.
«Голосование начнется в девять, -- сказал он, сев рядом со мной. – Мы с мамой поедем к одиннадцати. Ты же отправишься в Дом Справедливости в три часа пополудни и твой голос станет завершающим».
«А если я не проголосую? Испорчу бланк или вообще сбегу? – я хотела бы, чтобы в моем голосе прозвучал вызов, однако этого не было в помине. – Ты не можешь заставить меня убить собственного брата…»
Рука отца с силой сжала мое запястье, заставив меня вскрикнуть от боли. Яростный лик, обращённый на меня, заставил проглотить все невысказанных слова и замолчать. В крови кипел страх, и лишь усилием воли я заставила себя выдержать хмурый взгляд отца.
«Если не хочешь отправиться на эшафот вслед за братом, ты сделаешь так, как я тебе велю, -- прошипел он, прищурившись. – Я в своем доме мятежников не потерплю, Розалинда. Решай с кем ты сейчас, дочка, и если выберешь брата, то я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь».
«Я поняла», -- прошептала я, опустив взгляд на опустевший стакан молока.
«Вот и умница!» -- похлопал меня по щеке отец и ушел, оставив меня в одиночестве рассматривать кухню и думать о том, куда катится моя прежде счастливая жизнь.
Как и обещал отец, родители ушли около одиннадцати. Я слонялась по гостиной, пытаясь придать себе хоть капельку решительности, однако ничего не получалось. Без четверти три около дома остановилась служебная машина отца, должная доставить меня в Дом Справедливости. В три я стояла в кабинке, сжав пальцами ручку. Слезы самопроизвольно брызнули из глаз, когда я потянулась к слову «смерть», навсегда лишая брата шанса на спасение.
Я всегда была послушной дочерью, беспрекословно выполняла заветы и правила, была доброй и вежливой, помогала нуждающимся… Пойти против правил – худшее из всех решений, я не могла так поступить…
Или могла?
Рука вновь дрогнула, а губы сжались в тонкую полоску. Я смахнула слезы и решительно обвела слово «жизнь». Пусть меня привяжут к позорному столбу и отстегают плетьми, но я не стану убийцей брата. Идти против правил – так до конца. Если в семье появился один мятежник, почему бы мне не стать второй?
Конец