Антон влетел на кухню взбешенный, с красными злыми глазами, и с яростью бросил в меня сжатым полотенцем.
– Ты что сделала? – он больно схватил меня за руку, и Нина Тимофеевна с трудом отбила меня. – Маме плохо! Из-за тебя!
– А ты вообще молчи, цыпленок! – вступилась его тетка за меня. – Раз сидишь под юбкой матери, так и клюва не высовывай оттуда! Не смей девку трогать!
– Нина Тимофеевна, спасибо вам большое! – я обняла женщину. – Не давайте Ниночку в обиду, прошу вас. Повлияйте на её маму, помогите им найти общий язык. Не заставляйте ребенка ненавидеть своё будущее и винить родителей.
Женщина сначала не понимала, почему мои слова похожи на прощание, но довольно быстро догадалась.
– Да ты что, – она искренне расстроилась. – Погоди, дуреха, не руби с плеча!
– Я только сейчас понимаю, почему мама всё время говорила – дочка, не пытайся переделать мир. У меня очень сложный путь, не каждый близкий сможет выдержать это. Но это мой путь, и я не готова сдаться только потому, что кто-то его не одобряет. Всегда и везде я буду отстаивать своё право жить так, как считаю нужным, и не позволю никому диктовать мне свои условия. А ещё не позволю никому из вашей семьи страдать из-за меня.
Нина Тимофеевна с чувством обняла меня в ответ и едва слышно прошептала:
– Иногда бегемота надо оставить в болоте.
Я кивнула, и по щекам заструились слезы. Всё это время Антон находился с нами и с каким-то отрешенным взглядом наблюдал за мной и тетей. Сомневаюсь, что он понимал происходящее, и от этого мне становилось вдвойне больней.
– Я пойду.
– Хорошо. Если нужно, звони. Я всегда тебя поддержу.
Мы вышли в прихожую, и из комнаты показалась бледная свекровь. Неужели ей действительно плохо? Мне стало жаль её, но как только она открыла рот, жалость моментально улетучилась.
– Предательница! Поменяла родню на эту шалашовку!
– Заткнись! – Нина Тимофеевна разозлилась не на шутку. – Ты сама развела этот балаган, и кому-то надо было поставить тебя на место! Иди вон, водички попей!
Свекровь хотела было ещё что-то сказать, но Антон увел её со словами:
– Мама, у тебя давление! Пожалуйста, успокойся, присядь!
Марья Тимофеевна исчезла в комнате. Вскоре донеслись всхлипывания и тихие уговоры окружающих. И почему я не удивлена? В прихожую выбежала взволнованная Нина и прижалась ко мне со всей своей детской искренностью.
– Всё хорошо, – я утерла слезы. – Не позволяй никому портить тебе жизнь.
– Я позвоню тебе позже, хорошо?
– Нинуль, не надо. Тебя потом за это будут ругать. Понимаешь, иногда люди не хотят слышать никого, кроме себя, и никакие доводы не помогут. Поэтому давай прощаться. Пусть у тебя в жизни всё сложится замечательно! Очень тебе этого желаю.
Ребенок доверчиво прильнул ко мне, и мысленно я повторила: «Пусть у тебя в жизни всё сложится замечательно!»
Я вышла на улицу и с удивлением обнаружила, что солнце продолжает светить, день не клонится к вечеру, и жизнь, в общем-то, не закончилась! Во всей этой истории, абсурдной, нелепой, даже может быть смешной, оставалась завершающая глава: последний разговор с Антоном.
Вернувшись домой, я переоделась в просторную домашнюю одежду и отправилась создавать прекрасную фею – «ненужную финтифлюшку», за которую мне хорошо заплатит знаменитый папа, чтобы у его дочери было волшебное детство.
Не знаю, сколько прошло времени, но, думаю, много: солнце почти исчезло за горизонтом. Я услышала поворот ключа, и моё сердце упало. За работой я не думала о том, что скажу, не готовила речь и поведение, как обычно делаю перед трудными разговорами, а полностью погрузилась в исцеляющее творчество, созидание, состояние потока, ради которых стоило бороться.
Антон вошел едва слышно, и я повернулась на тихий звук его шагов. Он показался мне расстроенным, подавленным, но стоило мне произнести слово, как он начал грубо меня отчитывать:
– Ты очень некрасиво поступила.