– Дашуля, привет! – я поздоровалась, не в силах сопротивляться теплому чувству, идущему изнутри. Она вздрогнула от неожиданности и смутилась.
– Привет.
– Сто лет с тобой не виделись. Как твои дела?
– Ничего, – вяло ответила та и уставилась куда-то вперед. – А ты как? Всё ещё чайлдфри?
Пришла моя очередь стонать: «Ну началось». И чего им всем не даёт покоя моя приверженность бездетному образу жизни? Может, они слишком устают, чтобы честно признаться себе, как их достала «радость материнства»? Почему я должна уважать их «правильную» точку зрения, тогда как они топчут мою? Ах да, она же у меня «неправильная!», почему бы и не потоптать!
– У меня всё отлично, – собралась с духом я. – Работаю, открываю новые горизонты. Получила крупный заказ на садовые скульптуры.
– И не надоело тебе возиться в грязи?
Поясню, возиться в грязи – значит работать скульптором. Довольно успешным скульптором, между прочим, а это большая редкость в наше время.
– Хочешь меня обидеть?
– Ой, ты как всегда из мухи слона раздуваешь, – Даша наклонилась и помогла дочке высморкаться.
– Да что с тобой? Мы не виделись столько времени, а это всё, что тебя интересует? Грязь и чайлдфри? – мои нервы начали сдавать. Я тщетно пыталась понять этого человека, с которым провела годы и годы, с которым делила секреты, радость и разочарования, и который разорвал нашу дружбу из-за одного, ничего не значащего по отношению к ней признания: «Я – чайлдфри».
– А о чём с тобой ещё говорить?
Её заносчивый высокомерный взгляд, надо сказать, такой же, как у свекрови, взгляд эдакого надменного «профессора» скользнул по мне и победоносно устремился вдаль. Как же мне хотелось высказать накипевшее! Оказалось, если у меня нет детей, я не человек, со мной не о чем говорить и нет смысла продолжать дружбу. Я автоматически стала вторым сортом, хотя не причинила никому вреда, в том числе и ей: никого не убила, не ограбила, не сделала ничего, за что мне было бы по меньшей мере стыдно! Я не пропагандирую чайлдфри, и никому не навязываю эту точку зрения! Я просто взяла смелость идти своей дорогой и не смотреть на других! В конце концов, это моя жизнь и только мне решать, как её строить. Я же не осуждаю её за то, что кроме ребенка, её ничего не интересует, что пройдёт двадцать лет и чадо выпорхнет из гнезда в поисках собственного пути, а она, возможно, с удивлением обнаружит пустоту и бессмысленность новой жизни, станет злой и несчастной женщиной, которая будет требовать слепого подчинения, будет манипулировать чувствами своих детей, будет давить авторитетом, ведь «я ж твоя мать, ты должен делать по-моему, зря, что ли, жизнь на тебя положила»! Хорошо бы с Дашей этого не произошло, но разве мало подобных историй? Например…
Конечно, нет. Ничего этого она никогда не узнает. Не люблю обижать людей, и боже упаси меня навязывать кому-то своё мнение! Мы уже давно всё обсудили, и не моя проблема, что она не способна выйти из оков эгоцентризма и навязанных обществом установок.
– Со мной можно поговорить обо всём, – улыбнулась я, но в грудной клетке рвалось сердце.
– Нам пора, мы сегодня и так долго гуляли, – она не потрудилась поговорить даже из вежливости, и хотела сбежать от меня, как от прокаженной.
– Конечно, идите. Может, созвонимся как-нибудь?
Не знаю! Не знаю, зачем я это спросила! Впрочем, конечно, знаю. Я всё ещё скучаю по ней, и боль от потерянной дружбы не даёт покоя до сих пор. Ну почему она не способна понять меня… Не способна сделать малейшее усилие! Разве мы не должны принимать близких и дорогих людей такими, какие они есть?
– Как-нибудь, – Даша натянула фальшивую улыбку и практически убежала.
Я осталась на месте, смотрела на удаляющуюся женщину, слышала скрип детской коляски по песчаной дорожке и думала. Что не так с этими людьми? Почему они ставят собственное мнение выше любого другого, не могут сказать себе «стоп» и просто поразмышлять? У них те же руки, ноги, голова, они так же дышат, спят, едят. Кто дал им право смотреть свысока на иное мировоззрение, на тех, кто хочет жить так, как ОН хочет, а не как «НАДО»! Да и кто придумал это «НАДО»? Где написано, что все должны рожать? А если и написано, откуда мы знаем, что это истина в последней инстанции? «Путь женщины – быть матерью!» – говорят они. А как насчет бесплодных? Может, им вообще тогда жить нельзя?