— Кто вы такие?
— Уйди с дороги, девочка, мы не за тобой.
— Я не дам вам его тронуть!
Солдаты не секунду переглянусь и громко рассмеялись.
— Дура, ты даже не понимаешь, кто мы.
Тинатин громко выдохнула и показательно встала в боевую стойку. Солдаты рассмеялись еще раз. Но тут же их лица стали серьезными и сосредоточенными, а руки потянулись к мечам. Из-за спины Тин раздался голос:
— Малышка, а они правы. Ты ни-че-го не понимаешь.
Это был Ланн. Стоял с мечом в руках и пристально смотрел на солдат.
— Слушай дядю, девочка, — сказал воин пониже, улыбнувшись нехваткой зубов.
Впрочем, его сразу же перебил командир:
— Ланн, не усугубляй. Сдайся и тебя будут судить по чести. Получишь почётную казнь, тебе сохранят награды.
— Вы слишком самоуверенны. Молодая кровь кипит, собирать целых отряд не хочется, а «предателя» надо догнать. Решили, что справитесь и впятером, да? А, нет, уже втроём.
Ланн поднял левую руку и разжал кулак. Оттуда выскользнули два чёрных шнура и понуро повисли, болтаясь на ветру. С кончиков шнуров упали капли крови. Воины ошеломлённо переглянулись. Командир сделал шаг вперёд и поднял сжатый кулак:
— Именем вселенского и людского закона...
— Хотите расскажу в чём ваша ошибка? — перебил Ланн, подойдя к ним на четыре шага.
— Ну, давай. Повеселишь нас перед смертью. Думаешь троих мало?
— Нет, троих вполне достаточно. Вот только...
Не договорив фразы Ланн резко рванул вперёд.
***
Вот четверо мужчин стоят друг напротив друга...
Почему-то ей представлялось, что такие бои должны начинаться с долгих взглядов и изучения слабых мест, с продумывания техник секретных ударов и защит, а потом взметаться немыслимым балетом смерти, длящимся от восхода солнца до самого заката. Пока отточенное совершенство искусства одного бойца не победит такое же искусство другого.
Этот бой был полной противоположностью. Удар ножнами в горло, глубокий выпад, пируэт, бросок чайных листьев в лицо, захват, сломанная рука, укол, шаг назад... Каждый в отдельности момент был крайне груб, прост и даже примитивен, но вместе они сплелись в стремительный вихрь, из которого Тин разглядела от силы половину, а поняла и того меньше.
...вот Ланн делает шаг назад. Три тела падают на землю.
Странник отошёл к стене, взвалил на плечи котомку и направился в сторону гор.
***
Тинатин копалась в маленьком сундучке с со своими вещами. Её голос был громче и грубее, чем приличествует:
— Учитель, но он же преступник.
— Это не нам судить.
— Его назвали предателем.
— Мы не можем знать правда ли это.
Тинатин изменилась в лице и упавшим голосом произнесла:
— Вы ведь знали. Вы с первой минуты знали...
— Нет, не знал. Просто чувствовал, что этот человек нам не угроза.
— Мы должны его остановить. Расспросить, выяснить правду...
— Ты забыла заветы. Ничего, юность горяча. Успокойся. Пойдём, помедитируем.
Старик взял девушку за локоть, но Тинатин силой отдёрнула его. Наконец, Тин вытащила из сундука плетёный шнур, когда-то давно бывший ярко-зелёным, а сейчас выцветший почти до белизны.
— Неужели ваша мудрость — это от всего отвернуться? Ничего не делать?
— Любое наше действие сейчас лишь приумножит зло. Ты ещё ничего не видела, но поверь, я знаю это не из сухих записей на старых свитках. Смирись.
— НЕТ! — крик отозвался эхом в горах.
***
Тропинка уткнулась в крутой склон, змейкой извиваясь по нему ввысь. Выглядело опасно, даже несмотря на то, что кто-то услужливо вбил в камни кольца и натянул верёвку вдоль всего пути. Ланн взглянул наверх, тяжело вздохнул и скинул свои вещи, после чего снял с пояса меч и обнажил его. Отполированное лезвие пустило по камням россыпь солнечных зайчиков.
— Я тебя слышу. Пыхтишь от злости так, что это даже глухой заметит.
Из-за кустарника вышла Тин. Её грудь пересекал шнур.
— Сейчас ты сделаешь самую большую глупость в своей жизни. Твой учитель говорил правильные вещи, про смирение, про добродетель и про что эти старики ещё любят болтать. Уйди.
Тинатин открыла деревянную крышку сумки и пробежалась пальцами по рукоятям ножей, после чего медленно встала в стойку. Ножи выплыли из своих кармашков, закрутились в кольцо, после чего сцепились в стальную змею. Обвились вокруг девичьей руки, оплыли за спиной и повисли в воздухе ровно за головой Тинатин. С лица Линна сошло снисходительное выражение: