— Пока не думай об этом, — посоветовал Сайринат.
— До каких пор?
— Пока не прибудешь домой.
— Твоя родина пока ещё не мой дом, — напомнила я. — И я не могу не думать. Собственно, рыдать я начала после того, как отец Николая спросил, кто я.
— Ты — Алькирайя из рода Лионрдэ, моя наследница и самое удивительное существо из всех, что я встречал.
— Не преувеличиваешь? — поинтересовалась я.
— Каких слов ждать от безнадёжно влюблённого?
— Почему «безнадёжно»?
— Потому что у нас нет общего будущего.
— Несколько месяцев этого будущего у нас ещё есть. А потом будет общее прошлое. Разве этого мало?
Сайринат не стал отвечать. А я смотрела на него из-под полуопущенных век, и в мою душу закрадывалось подозрение, что его любовь не безответна.
На следующий день, когда я в одиночестве зашла в столовую выпить чаю — после долгих разговоров горло пересыхало — ко мне подошёл Николай с Раиной. Женщина, опасливо озираясь, приблизилась ко мне и сказала:
— Аля, здравствуйте. Мне неловко Вас просить, но… быть может, возможно вернуться в посёлок за нашей кошечкой?
Я была почти уверена, что Николай так и не рассказал родителям, что я — та самая Ангелина, которая приезжала к ним несколько недель назад. Возможно, это и к лучшему.
Глава восьмая
Айя стала выпрашивать успокоительное почти ежедневно. Теперь уже она настаивала на совместных ночёвках — когда меня не было рядом, ей снились неприятные сны. Я снова стал носить браслет с дисплеем, передававшим изображение с установленных в наших покоях камер. Айя надолго закрывалась в ванной, и меня это настораживало. Она больше не могла помогать мне с заданием координаторов. Любое неосторожное слово могло разозлить или расстроить её. Она постоянно задавала вопросы, касающиеся этики и морали. Она призналась мне, что чувствует, как все понятия утрачивают для неё значение. Мне было тяжело отвечать ей, ведь я даже нашу этику и мораль знал не очень хорошо, всю жизнь руководствуясь собственными принципами. Охотница тянулась ко мне, как лиана в поисках опоры. Так уже было однажды, когда я только нашёл её. Но раньше она действительно вела себя как вьющееся растение, а сейчас она скорее искала не опору, а временную подпорку.
Долгое отсутствие гончих начинало меня беспокоить. Я подозревал, что их выслали из Логова в качестве наказания за то, что они помогли мне спасти Айю без приказа. Насколько я знал, им было достаточно тяжело находиться далеко от своего координатора.
Я не успевал завершить задание в срок. Я чувствовал, что должен больше времени уделять моей наследнице. Но я не знал, как вести себя, чтобы помочь ей и не навредить. Я никогда раньше не думал о будущем другого существа, более того, никогда не ставил это возможное будущее выше своих желаний. Я никогда ничего себе не запрещал. Я разрывался между желанием привязать Айю к себе как можно сильнее и нежеланием усложнять её дальнейшую жизнь. Что самое мерзкое, ей было просто не на кого опереться в этот, самый сложный для охотницы период. Рядом был только я.
Я обнаружил, что перестал так остро реагировать на присутствие и прикосновения Айи. Должно быть, начал привыкать. Слово чувствуя это, охотница ласкалась ко мне всё более откровенно. Я старался не реагировать, но сказать ей: «не делай так» оказалось выше моих сил. Пока дело не заходило дальше поглаживаний, хотя Айе явно хотелось большего, как, впрочем, и мне. Мне нравилось ощущать, как от её прикосновений учащается сердцебиение и быстрее бежит кровь. В самоограничении, как оказалось, тоже можно найти своего рода наслаждение, сходное с дрожью, которую испытываешь перед началом дуэли, когда осторожность борется с желанием как можно скорее атаковать, чтобы исчезла необходимость тщательно следить за каждым движением противника, ожидая нападения. В классической дуэли воины обычно не атакуют до тех пор, пока у кого-то не выдержат нервы. Если оба противника отличаются хорошим самообладанием, арбитр подаёт сигнал, и дуэлянты одновременно срываются с места. Я всегда мог дождаться первой атаки противника или сигнала арбитра.
— Знаешь, а это успокаивает, — задумчиво произнесла Айя, под моим присмотром полировавшая когти на левой руке. — Кстати, у вас есть что-нибудь вроде салонов красоты?
— У нас, — поправил я. — Да, есть, но я не очень хорошо в этом разбираюсь.
Узор Айи, к слову, стал гораздо заметнее. Пять тонких линий веером расходились от переносицы вверх по лбу и вниз на кончик носа, скулы и щёки. На руках линии так же, веером, расходились от запястий к пальцам. На мой вкус, её узор был довольно красивым, но позже, когда его яркость возрастёт, впечатление может испортиться из-за бледной кожи.