— Товарищ Сталин, так кого же мы назначим моим заместителем?
— Лаврентий, кто у нас нарком НКВД?
— Я, товарищ Сталин.
— Вот и выбирай сам себе заместителя, тебе же с ним работать, не мне. Потому — твой выбор. Сам выбирай кандидата, а мы тут с товарищами посоветуемся, твой выбор утвердим.
— Рапава.
— Рапава? Авксентий Нарикиевич? НКВД Грузии? Очень хороший человек. Выдающийся человек. Но послушай, Лаврентий, я — грузин, ты — грузин, Рапава
— грузин. Что про нас русские подумают. Скажут, окопались в Кремле и на Лубянке одни грузины. Давай русского.
— Кубаткин.
— Петр Николаевич? НКВД Москвы? Какой хороший кандидат. Удивительный человек. Но ведь пьяница…
— Никишев.
— Иван Федорович? Начальник Дальстроя? Я его, Лаврентий, знаю. Хороший человек. Вот его нам и надо. Я полностью его кандидатуру поддерживаю.
— Товарищ Сталин, завтра я на Никишева все материалы вам перешлю.
— Хорошо… Только не знаю, поддержат ли меня товарищи. Все знают, что Никишев бабник. Зачем тебе в заместителях бабник? Мало ли и без него бабников на Лубянке? Давай другого.
— Кого же другого?
— Что, у тебя уже друзей нет в НКВД?
— Может, товарищ Сталин, Завенягина назначить?
— 17 -
Но подошел черед Николая Ивановича Ежова. Один он остался из всей очереди. На цыпочки приподнялся, в окошечко заглянул.
В окошечке здоровенная тетка, холеная-дебелая, ни дать ни взять — Катерина Великая. Только без короны. Но зато уж перстней на перстах — любой Катерине на зависть. И зубы золотого отлива.
— Чего тебе?
— Денег.
— Завтра приходи. У меня день рабочий завершился. Нет! Такого обращения товарищ Ежов с собою не потерпит! Тетка явно знаков различия не понимает. И не знает, кто в народном комиссариате водного транспорта хозяин.
Николай Иванович опустил глаза и с холодной усмешкой, как бы неохотно, как бы признаваясь, тихо сообщил:
— Я — Ежов.
— 18 -
— Что говоришь ты, Лаврентий? Завенягина назначить твоим заместителем? Какого Завенягина? Кто такой Завенягин?
— Завенягин, товарищ Сталин, Магниткой командовал.
— Нет, Лаврентий, ты путаешь, Магниткой Клишевич командовал.
— Товарищ Сталин, Клишевич лагерями командовал, а Завенягин строительством. Клишевича расстреляли, а Завенягин теперь Норильском командует.
— А, вспомнил. Лысый такой.
— Да. Лысый.
— Нет, Лаврентий. Завенягин хоть и лысый, но еще молодой.
— 19 -
Бревенчатая комната с тремя широкими окнами, с картой Испании и портретом диктатора на стене. Вся испанская группа в сборе. Шесть девочек. В испанской группе лекция о французской революции. Хорошо бы об испанской, но за неимением таковой приходится обходиться примерами из истории соседней страны. Читает лекцию заместитель директора Института Мировой революции товарищ Холованов:
— Жил-был король Луй. Не первый Луй. А шестнадцатый. Французские товарищи с этим не смирились. Они поймали Луя и отрубили ему…
Внимание слушательниц заметно возросло.
— …голову.
— 20 -
— Товарищ Сталин, с Магниткой Завенягин справился, с Норильском справляется, может, он и такую должность потянет?
— Ты за него ручаешься?
— Ручаюсь, товарищ Сталин.
— Ладно, если настаиваешь, я поставлю вопрос на Политбюро, может быть, товарищи согласятся назначить Завенягина твоим заместителем.
— 21 -
— Е-ж-о-о-в… — протянула золотозубая Катерина, то ли не поверив, то ли испугавшись. — Е-ж-о-о-в!
Из-за решеток в окошечко даже высунулась, осмотрела с любопытством и вниманием все швы на маршальском одеянии маленького человечка… И вдруг с грохотом опустила перед его носом стальную дверку-заслонку, словно решетку на воротах неприступного замка:
— Ты — Ежов! А я, бля, — Иванова!
ГЛАВА 6
— 1 -
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
— Как вас зовут?
— Макар.
— Теперь вы будете моим спецкиномехаником?
— Так точно, товарищ Сталин.
— 2 -
На обед чародею подали… Я говорю про обед потому, что не знаю другого названия обильной жратве в половине пятого утра. Можете это обедом не называть. Дело ваше. Но если это не обед, то и не завтрак: рано, да и много для завтрака. Согласимся: не в названии дело, а в том дело, что жратву чародею подали действительно обильную. Прежде всего — суп с фасолью. Нужно немцам должное отдать — из фасоли и гороха они супы делать умеют. Если захотят. А уж если захотят, то сотворяют супы с тем остервенелым вдохновением, с каким Моцарт или Бетховен писали свои оперы и симфонии. Этой ночью на тюремного повара Ганса снизошло вдохновение. Не просто снизошло, но бросилось голодной римской волчицей, и пока чародея терли-парили, сотворил остервеневший Ганс такой суп, каких никогда до того не сотворял. Скажу больше — ему и потом никогда такое не удавалось. Всю оставшуюся жизнь ходил Ганс и вздыхал: вот то была ночь! Вдохновение, братцы мои, не на каждого нападает и не в каждую ночь.
В общем, подали чародею суп даже лучше тех супов, которые Лаврентию Павловичу Берия готовят в спецпоезде на Курском вокзале и под конвоем на Лубянку доставляют. Долго спорить, однако, не буду, потому как Лаврентий Павлович меня в гости не приглашал, и я, честно признаюсь, бериевского супа не пробовал. Не мне судить. Потому не знаю, чей бы повар на конкурсе суповом победил. Знаю только, что Ганса, немца пузатого, смело можно было выставлять на любой международный конкурс. Не посрамил бы.