— Да, — Глория нахмурилась. — Кстати, сколько лет этой девушке? Тринадцать?
— Ха! Нет. Это наша разница в возрасте.
Она цыкнула: — Дорогой, это та же самая разница, как и у нас.
— Ты и я — разные.
Она засмеялась так сильно, что даже закудахтала:
— Это ты говоришь самому себе?
Бек сверкнул глазами:
— Почему ты не задаёшь мне очевидный вопрос? Я знаю, ты умираешь от желания. Да ладно… Как, черт возьми, извращенец может влюбиться в невинную девушку?
— Ты не извращенец. Ну, не в криминальном смысле.
— Спасибо, — едко ответил он. — Если бы Хэвенли знала правду, она, вероятно, подумала бы, что я он и есть.
— А ты когда-нибудь думал, что я была извращенкой?
Ему было шестнадцать, и он был бездомным, когда она забрала его с улицы и дала ему новую жизнь.
— Черт возьми, нет.
— Так почему бы Хэвенли не посчитать, что родилась под счастливой звездой, когда она нашла защитника и кормильца? И быть благодарной за твое большое сердце? — Настала ее очередь сжать его руку. — Взгляд на твоём лице говорит, что ты так не думаешь.
— У нас нет ничего общего, кроме страсти к медицине.
— Да, конечно. — Она послала ему знающую улыбку. — Ты просто еще не понял, что именно. Расскажи мне о ней.
— Она очень милая. Дерзкая. Стеснительная, — вздохнул он. — Сабмиссив.
На ее лице появилась широкая улыбка:
— Она кажется идеальной.
— Я сомневаюсь, что она когда-либо слышала об эротической порке, так как же она отреагирует, когда я вытащу однохвостку?
— Умоляю… Такой вид прогресса требует времени. Тебе вдруг не хватает терпения?
Когда дело касалось Хэвенли, да. Он хотел ее всю — ее тело, ее душу, ее покорность — прямо сейчас. И впервые за долгое время он не мог просто взять то, что хотел.
— Даже если бы я дал ей сто лет, я не уверен, что она дойдёт до такого.
Глория хмуро посмотрела на него, и теперь он ее услышал. «Ты не слишком доверяешь себе. Ты бросишь всё, еще до того, как начнешь. Тебе нужно было заставить ее понять». И если картина стоила тысячи слов, то эта должна была сделать это.
Внутренне напрягаясь, он вытащил телефон и пролистал свои фотографии, пока не нашел фото Хэвенли, которую тайно щелкнул за обедом, притворяясь, что читает сообщение. Солнце из-за застекленной крыши освещало ее волосы, словно нимб. Она действительно была похожа на маленькую девочку-aнгела. С первого взгляда по его венам разлился жар. Его пульс участился. Член зашевелился.
— Вот! — Он показал Глории фотографию, на которую смотрел каждую ночь, в то время как наказывал свой член.
— О, боже мой. — Она бросила на него взгляд, полный жалости, и подавила усмешку. — Она невероятна. Ты действительно облажался.
— Рад, что ты находишь в этом юмор.
— Я смеюсь над тобой.
— Ты видишь гребаную улыбку на моем лице? — Он отшвырнул телефон в сторону. Встал. Сделал пару шагов. — У меня нет никакого контроля над тем, что я чувствую, и я ненавижу это. Что, черт возьми, со мной не так?
Понимание смягчило её взгляд.
— Я думаю, ты влюбляешься.
Его желудок скатился до самых кончиков пальцев ног.
— Это невозможно. Это нелогично.
— Сердце никогда не бывает таким.
Он плюхнулся на стул.
— Дерьмо.
— Хэвенли выглядит очень привлекательной. И если она украла твое сердце, она, должно быть, хороший человек. Почему все это должно быть проблемой? Забудь о возрасте. — Она отмахнулась от его возражений. — Сомневаюсь, что она хоть раз подумала об этом.
Он тяжело вздохнул.
— Она зациклилась на Сете.
— Кто, черт возьми, такой Сет?
— Друг Лиама, приехал из Нью-Йорка. Он берет ее на гребаные пикники и сует свой нос ей в задницу, как чертов пес. Она слишком доверчива, чтобы понять, что он игрок, который хочет сделать еще одну зарубку на столбике кровати. Она заслуживает большего. Зная, что он, может быть, даже сейчас сладко заговаривает её, чтобы проникнуть ей в трусики и в ее сердце, чертовски сокрушает меня.
— Тогда почему ты здесь? Вернись в ЛА.
— Я всегда провожу Рождество с тобой. Я просто хочу, чтобы этот засранец вернулся в Нью-Йорк и, черт возьми, остался там. Боже, что, если я приеду домой, а он использовал её? Причинил боль? — Он заскрежетал зубами. — Клянусь, я отрежу ему член, брошу в гребаную канаву и дам ему истечь кровью.
— Вот тебе и клятва Гиппократа… — она насмехалась над ним.
— Некоторые придурки не заслуживают того, чтобы жить.
— Это верно. Так что же произойдет, если он сорвёт вишенку Хэвенли во время праздников? Это изменит твои чувства к ней?