– Вань, вот он! – бегу к гаражу как ошпаренная, гонимая вперёд собственными переживаниями, желанием поскорее получить разрядку, освободиться и, наконец, вдохнуть полной грудью.
Но в мгновение достигнув своей цели, я вдруг останавливаюсь. Сердце колотится так, будто вот-вот выпрыгнет из моего бренного тела, а ладошки в миг холодеют. Видно, что дверь не заперта. Нужно сделать всего один шаг, малюсенький такой шажочек. Но он никак мне не дается.
Ваня замечает мою нерешительность, легонько приобнимает за плечи и тихо, вкрадчиво так, будто боится моей реакции, говорит:
– Я рядом, помнишь?!
Я с шумом выпускаю застрявший в легких воздух и распахиваю дверцу.
Тусклый холодный свет слабо струится в маленьком темном помещении. Это обычный гараж, наполовину заполненный разным хламом, таким, знаете, который уже не нужен, а выкинуть жалко.
Воздух спертый. Пахнет застарелой пылью. Но помимо пыльных ароматов, в воздухе четко ощущается запах спиртного, будто пару часов назад здесь состоялась хорошая такая попойка.
На старом замызганном диване лежит в расслабленной позе тело. От яркой вспышки света, проникшего в помещение через маленькую гаражную дверь, тело шевелится и издает невнятный недовольный стон.
Мужчина хватает, лежащую подле его рук пустую пивную банку, и швыряет ее в потревоживший луч света. Банка падает возле моих ног. В тот момент я ещё не успеваю ничего понять, оценить ситуацию, нарастить на увиденную мною картинку какие-либо мысли.
– Я подгоню машину! – слышу сзади.
Ваня быстро удаляется, а я так и стою как прилипшая рядом с дверью, заслоняя собой единственный нормальный источник света. После яркой весенней улицы, гараж кажется подземельем, и я часто моргаю, стараясь привыкнуть к новым для себя ощущениям.
Когда у меня, наконец, получается разобраться в ситуации, мне становится противно. Противно видеть раскиданные по полу бутылки и банки, противно смотреть на Марка, упитого до беспамятства. Видеть как мой любимый и нежный человечек в пьяном угаре распростерся на диване среди груды ненужных вещей в пыльном маленьком гараже. Как он хрюкает что-то себе под нос, точно грязная свинка. И чувствовать смрад, окутавший его, источаемый им.
Я просто закрываю лицо руками, не могу подойти. Не двинуться с места. "Что? Что случилось?" – вертится в голове снова и снова.
– Помоги мне приподнять его, – Ваня отодвигает меня в сторону и по-хозяйски врывается в гараж.
Трясу головой, будто пытаюсь отмахнуться от реальности. Делаю глубокий протяжный вдох и с шумом выдыхаю.
– Макарова, ну чего застыла? Помоги приподнять! – резко бросает мне Ваня. В его голосе слышится нетерпение, но потом он вдруг смягчается и говорит уже спокойно, даже с сочувствием. – Сонь, без твоей помощи мне его на себя не взвалить! Ты же хочешь, чтоб мы забрали твоего принца отсюда?
Принца? Даже смешно. Сейчас Марк больше был похож на заядлого пропойцу, чем на особу королевских кровей. На одежде видны пыльные пятна. Совершенно точно он пару раз приложился об пол этого самого гаража, в котором мы его нашли, а может и попросту валялся на нем, пока не перебрался на диван.
Господи, только бы воспаление легких не подхватил! Не лето ведь! Хотя скорее всего и летом в этой маленькой каменной коробке был бы тот ещё дубак.
Решаю, что пора брать себя в руки. В конце концов небеса не рухнут мне на голову, если я подойду к дивану. Да и вытаскивать любимого из этого гадюшника, коим он сделал сей склад всеми забытых вещей, тоже нужно.
Я справлюсь!
Когда мы взваливаем Марка на плечо Вани, он быстрым шагом направляется прочь из гаража. Аккуратно наклоняется, достигнув двери, и выносит моего мужчину на свет божий.
От яркого дневного света Марк начинает бухтеть что-то себе под нос, но практически не шевелится, наверное сил совсем нет.
Я выхожу следом. Распахиваю заднюю дверь припаркованного автомобиля и с удивлением замечаю, что диванчик уже устлан потертой цветной простыню. И когда Ваня все это успел?!
– Надеюсь, твой дружок не заблюет мне машину! – то ли с издевкой, то ли с реальной тревогой делится парень, пока укладывает Марка на заднем сидении. – И, надеюсь, что нас не заподозрят в похищении человека, потому что видок у него, будто его пытали.