Да блядь! Да!
Мы ехали домой в полной тишине. Я боялся, точнее знал, что если начну говорить, то перегну. А мне меньше всего хотелось на нее кричать.
Так много красных. Останавливаюсь на каждом и смотрю. Ее кожа белее обычного. Глаза потухли. Как я раньше не замечал?
Будущее? Это все иллюзия. Грамотно она спродюсировала остаток своей жизни. А что останется мне? Воспоминания?
Слышу как она взволнованно дышит, как подрагивают ресницы. Пытается начать разговор, но не может. Ясен хрен, очевидно что не планировала беседу, ни в ближайшем будущем.
Подъезжаю к дому. Глушу мотор, но не тороплюсь покинуть машину. Закат! Ловлю лучи уходящего солнца на ее щеках, а еще слезинки.
Нежная. Моя. Вся моя. И плевать на время, пока еще оно у нас есть.
Теряю голову. Превращаюсь в зверя и накидываюсь на нее.
Она хрипит, отвечает той же страстью. Мы как два наркомана, что наконец-то раздобыли дозу. И правда, мой наркотик. Я тогда даже не мыслил о том какая ломка будет, когда ее потеряю.
— Неужели ничего нельзя сделать, — хриплю ей в губы, а сам мну тело, словно пытаюсь убедиться, что она реальна. Что она все еще со мной.
— Уже ничего. Я пыталась, честно.
И ее это признание, подтверждение того, что я теряю, просто выбивает всю дурь. Забываю обо всем. Начинаю перебирать в голове варианты, строю планы и тупо молюсь. Всем божествам, всем нечестивым прислужникам сатаны. Я готов поверить во что угодно.
Пол года. Они были прекрасны и ужасны одновременно. Это время вместе. Та крупица, что была нам дарована. Иногда думаю, что это наказание. Это как давать лизать кусочек колбасы вечно худеющему.
Не хотел думать как я буду, когда она уйдет. Она пыталась, думала что это поможет. Но не помогло. Ее уход это рак моего мозга!
— Я больше не могу, это невыносимо. Я знаю, что не вправе тебя просить, но больше некого.
— Нет, нет. Нет, любимая, я прошу тебя, не вынуждай. Это выше меня, я не смогу.
— Ты сможешь. Только ты и сможешь.
Она сидит в теплой воде, поджав колени. Начала стеснятся своего тела. Казалось, что она тает на глазах. Вес достиг критических 43 кг. Но меня не волновало то как это выглядело, она оставалась для меня самой любимой желанной и красивой.
Новые кровоподтеки появлялись на теле каждый день. Я знал, что ей больно. Я видел ее слезы и слышал как она стонет по ночам.
Никакие препараты не помогали. Разве только их количество. Но доза была, итак, максимальной. Если добавить еще, то хрупкое сердце моей хрустальной вазы не выдержит. А вместе с ним и мое.
— Гордей, мне больно! Если не ты, я сама, — она захлебывается воздухом, видно, что каждое слово дается ей с трудом. Это конец, я понимаю это.
— Хорошо, — говорю это, но ей, не себе. Тянусь к ней, прижимаю ее влажное тело к себе, тяну запах, она всегда пахла по-особенному. Ощущаю боль, нашу общую. Ей ведь тоже придется меня отпустить, не только мне. Впервые даю волю эмоциям и не сдерживаю слезы. Да я мужик, но сейчас не то время.
— Я люблю тебя, — шепчет не прекращая плакать, и сжимает руку. Так сильно, что я еще долго ощущал ее касание. Это было лучшим прощальным подарком.
Не помню, что там было после похорон. Словно стерли все записи. Небольшие вспышки: менты, допросы, палаты, уколы и все по кругу. Терапия была ужасной. И я не про условия, вообще плевать где ты и кто тебя окружает. Суть в том, что ты проживаешь все самые яркие моменты снова и снова, переживаешь боль потери до того момента пока все чувства не притупляются. Тебе становится похер на то, что было таким важным. Галоперидол вымывает из твоего организма все.
Как говорят врачи, можно начинать жизнь с чистого листа. Только вот лист не белый, все иначе. Из тебя выкачали всю радость.
Год после больницы я прожил пытаясь выстроить новую жизнь. Закончил с ремонтом в спальне, внес свои коррективы. Стены, что остались неокрашенными я замазал черным. Белого мне хватило.
Последние пару месяцев в больнице я уже был в сознании. Меня хоть и перевели в отделение с более спокойными соседями, но интерьер от этого не изменился.
Сменяющиеся потоки людей, которым зашла история Летнего лагеря для взрослых разбавляли мои серые будни. А когда появился типо-брат я не стал противиться. Привык к толпе. Вникать в степень нашего родства и проникаться братскими узами я не хочу, но в качестве разнообразия почему бы и нет. На третьем этаже есть еще две свободных комнаты, пусть тусует. Тем Более он реально помогал и брал на себя задачи по организации досуга.
Казалось я выкарабкался. Смог оставить все в прошлом. Но нет! Не помню момента когда начали появляться копии. Ее копии. Каждая проявляла интерес, их тянуло меня ко мне как магнитом. Словно кто-то играл на моем горе. Казалось это никак меня не трогает, но я ошибался. Очень сильно ошибался.