Извещение
Это нереально. Я смотрел на идеально-ровную белую ленту бумаги и пальцы покрывались испариной, волосы вставали дыбом.
“Дорогой мистер Джеймс Олбрайт,
настоящим уведомляем вас о том, что, во исполнение гражданского долга и с целью сохранения безопасности общества, вам надлежит привести в исполнение приговор о причинении смерти осужденному D-24. В целях гуманности личность обвиненного не раскрывается. Приведение приговора в исполнение состоится пятнадцатого февраля в 3 часа пополудни.
Желаем вам чудесного дня и напоминаем, что в эту среду состоится всенародное празднование Дня справедливости.
Ваш Совет справедливости.”
Я потёр бумагу в надежде, что буквы на ней изменятся или потеряют смысл. Пытался стереть их. Не помогло. Проклятые буквы не поддались даже бритвенному лезвию! Они не желали сходить с бумаги.
Почти без надежды я проверил электронную почту – вдруг извещение адресовано не мне? Вдруг есть другой Джеймс Олбрайт с похожим адресом?
Но нет, в прехедере письма стояло: “Кандидату в Председатели Совета дистриктов, мистеру Джеймсу Олбрайту.”
Осознание
В дверь весело постучали и, не дожидаясь, пока я разрешу войти, отворили: в комнату влетела Лили, рассыпая по комнате пшеницу светлых волос вперемежку с солнечными бликами. Сердце словно омыли тёплой водой.
– Лили!
Я широко распахнул объятия и крепко обнял дочь. Посмотрел на неё: – Как ты? Когда приехала?!
– О, папа, я прилетела ночью и не стала будить тебя! Еле добралась до кровати. Профессор Ичкин отпустил меня раньше, чтобы я могла быть рядом во время выборов.
– Вот это прозорливость в случае моей победы! Значит, ты будешь с нами два месяца, до конца каникул?
– Да, папа!
– Я очень рад, пошли поедим! – я приобнял дочь и мы стали спускаться по старой дубовой лестнице. Резьба на перилах точно копировала старинный английский образец и при спуске я провёл рукой по её гладким виноградным листьям – снова убедился в их совершенстве. За любовь к старине коллеги не раз называли меня ретроградом. За спиной, разумеется. Как-то отнесутся к этому качеству избиратели?
В приятных утренних хлопотах, вызванных неожиданным приездом дочери, смысл извещения совсем вылетел у меня из головы. Она редко приезжала домой и мы с женой радовались ей, как дети при виде Санта Клауса с мешком сладостей и игрушек.
– Джеймс, достань, пожалуйста, голубой сервиз из серванта и накрой на стол, – ворковала жена. Она тихо напевала и натирала стаканы. Лили помогала ей и обе они улыбались.
Я пошёл расставлять по столу красивый севрский фарфор. Чашки, тарелки, блюдца. Взяв одно, залюбовался голубым узором, отвлёкся...
“Причинение смерти осуждённому D-24” – в голове сверкнула молния и осветила собой эти слова. За ними последовала физическая боль, словно в голове и вправду что-то разорвалось. Я согнулся и сжал виски. Проклятые бюрократы – подкинуть такое накануне выборов!
Нужно успокоиться и всё обдумать.
Я был против возобновления смертной казни, а таких, как я, было меньшинство. Жаждущих кровавой мести потерпевших, их родственников и любителей принципа “Око за око” – гораздо больше! Они и добились принятия этого закона. Государство тогда справедливо рассудило, что если общество готово предавать своих членов смерти за нарушение правил общины, оно же должно приводить такие приговоры в исполнение.
Я же не готов предавать смерти кого бы то ни было. Для меня человеческая жизнь священна. Преступника всегда можно изолировать или попытаться вылечить. Но убить, не зная до конца его психологических мотивов, болезни или генетических отклонений – несправедливая жестокость!
И вот теперь я, порядочный человек, стремившийся всегда понять и простить ошибки других, должен хладнокровно убить Человека, не зная даже его проступка, его имени и обстоятельств, побудивших его оступиться. Должен навсегда закрыть его глаза. Сердце его перестанет биться, кровь перестанет бежать по венам и тело охладеет и посинеет. Он замрёт навсегда, превратившись в безжизненную кожаную оболочку в фиолетовых пятнах, а я должен спокойно смотреть на это и испытывать удовлетворение от исполненного долга.
Меня затошнило и я бросился в ванную. Умывшись холодной водой, поднял голову к зеркалу и не узнал себя: маленькие добродушные морщинки на ещё не старом лице искривились измученными заломами, ярко-каштановые волосы разбавились широкими серебряными лентами. Из-под густых тёмных бровей на меня смотрели напряженные синие глаза. Глаза убийцы!