— Иди, — спокойно ответил Зарецкий. — Я сейчас же велю подогнать машину.
Кармелита запнулась, она так долго настраивалась на решительную беседу, что, кажется, перестаралась, выбрала слишком резкие слова. Отец ее просто не понял. Пришлось дать задний ход.
— Нет, папа. Я не так сказала. После свадьбы и венчания с Миро я хочу уйти из дома навсегда. Кочевать вместе с табором и театром Бейбута.
Баро насупился, он не забыл маленьких истерик, которые в прежние времена закатывала дочка из-за Земфиры. Правда, она каждый раз приходила, чтоб извиниться. Но все же…
— Доченька, ты хочешь уйти из-за Земфиры? Ох уж этот папа. Сам себе кажется таким мудрым, а элементарных вещей не понимает…
— Да нет. Земфира здесь ни при чем. Просто… Я хочу выступать вместе с цыганами. Разве это плохо? У меня… то есть у нас с Миро, будет совместный номер. Ты же знаешь, я всегда хотела быть артисткой.
Баро нечего было ответить. Как тут спорить, ведь это совершенно нормальное желание цыганской женщины — жить жизнью мужа, быть везде с ним.
Но отец не мог так просто сдаться и отпустить свою дочку без боя.
— Погоди, доченька. Но ведь табор Бейбута не уходит из города. Я ему и с помещением помог.
— Пока не уходит. Но ты же понимаешь, что дом табора — дорога. Папа, ты же не можешь держать меня при себе всю жизнь. Не пустил меня учиться в Москву — бог с ней, пусть. Но ты же не можешь не отпустить меня с табором.
Баро почувствовал, как мир, его мир, который он создавал, в который вложил столько сил и который в конце концов выстроил, дал трещину.
— Кармелита, и ты оставишь меня одного? Дочка хитро улыбнулась: кто бы говорил!
— Нет, отец, не одного. Теперь всегда с тобой рядом будет Земфира.
Баро тоже улыбнулся. Ох, дочка: говорит вроде нежно, но хватка отцовская — палец в рот не клади.
Но все равно — никак он не мог сказать ей “да”, - Настоящее, полновесное, окончательное отцовское “да”!
— Кстати, о Земфире. Ты бы поговорила с ней. Она объяснит тебе, что это такое: кочевать с табором. По дорогам и по бездорожью, в грязь, в снег, в холод, в жару, в дождь.
— Пап, ну о чем ты? Ты же знаешь, маленькой я все это пережила и прекрасно помню.
— Да, но это было так давно. После этого ты столько лет жила в большом, удобном доме. С Грушей-помощницей, с Сашкой-конюхом… Я понимаю, ты молода. Хочется всего большой ложкой зачерпнуть. Всегда ведь кажется, что на дне казана — все самое вкусное. Одним словом, цыганская романтика…
— Нет. Романтика здесь ни при чем, — Кармелита резко встала с места.
Она устала от этого бессмысленного разговора, когда оба как бы танцуют вокруг правды, боясь зацепить ее. Отец сам вынуждает ее сказать все как есть!
— Папа, ты же взрослый человек! Неужели не понятно?! Я должна выполнить свое обещание и забыть Максима. Но пока я нахожусь с ним в одном городе — это невозможно! Да, я пыталась, пыталась вытравить его из головы, но у меня ничего не получается. Потому что здесь, в Управске, каждый дом, каждое дерево, каждый закоулочек напоминает о нем. Все! Даже наш сад!
— При чем здесь сад?
— Потому что, когда я выхожу в него, мне очень стыдно, но… Но я вспоминаю не столько о том, как ранили Миро, сколько о том, как схватили Максима, как начали его бить. Но я пообещала тебе, а значит…
Кармелита посмотрела на отца, и ей стало жалко его. На глаза Баро навернулись слезы.
— Папа…
Кармелита подошла к Баро, обняла его.
— Отпусти меня… отпусти, не держи.
Но он молчал, давя в себе слезы, так и не сказав “да”.
Миро с презрением посмотрел на Рыча:
— Люцита, отойди от него!
Девушка вырвалась из Рычевых рук, отступила немного в сторону и хотела уже подойти к Миро, но не подошла.
Она вдруг совершенно отчетливо почувствовала, как же ей приятно, что Миро увидел ее в руках другого мужчины. И не какого-нибудь малолетки вроде Степана, а настоящего, большого, взрослого мужика. Пускай почувствует хоть малую долю того, что она испытывает каждый раз, когда видит его рядом с Кармелитой! И чтоб усилить эффект, Люцита гордо произнесла, глядя на Миро с холодной насмешкой:
— А по какому праву ты здесь командуешь? Миро опешил:
— Я не командую, Люцита! Я пытаюсь тебя предостеречь. Этот ром — преступник!
— Не бросайся словами, парень. Это еще нужно доказать и хорошенько посмотреть, кто тут преступник, а кто нет. Вот и Люцита тебе это подтвердит. Да? — вступил в разговор Рыч.
— Пошел вон! — Миро вложил в два коротких слова все накопившееся в нем презрение.
— Не пыли, парень. Я не в твоей палатке. Если хозяйка скажет мне уйти, тогда уйду. А? Что скажешь, хозяюшка?