— Захотелось красоту сверху увидеть, — призналась Коташова, ничего не придумывая. — Действительно — красиво. Весь круг разговор поддерживал, — продолжала она, позволяя себя обнять. — Тактичный, внимательный. Твоя копия.
— Еще бы характер посговорчивее, — проворчал Константинов, глянув на притихшую, в его объятиях, Риту. — Может, мне завтра все же попробовать день скорректировать? — предложил он, возвращаясь к разговору, который был начат, пока поднимались в квартиру.
— Леш, в самом деле, не случится со мной ничего, — высвобождаясь из его объятий, заверила Коташова. — Или, так важно отследить каждый мой шаг?
А вот сейчас почувствовал опасность для благополучного завершения отлично проведенного дня. Так уж сложилось, что опыт семейной жизни был в целом не велик, но общения с прекрасной половиной человечества к сорока семи годам — хватило. И как чудесная женская логика с легкостью может перевернуть всё с ног на голову, представление имел.
— Значит так, хорошая моя, следить я за тобой не собирался и не собираюсь, — заверил в своей слегка саркастической манере. А вот взгляд был теплый, успокаивающий. — Мы говорили о доверии. Для меня это не просто, но очень постараюсь. Проблема здесь в другом, — продолжал он, изучающе наблюдая за своей гостьей. — Не хочу, чтобы ты почувствовала себя брошенной.
— Алеш, давай так, я прилетела без предупреждения. Хорошо уже то, что ты в Питере эти дни. Не надо из-за меня кроить график, — предложила она, чуть увеличивая между ними расстояние. — Где ты должен быть? В театре, на съемках? — а вот до обсуждения данного момента дойти не успели. Её отправили в душ, а ему как раз позвонили.
— Спорт зал и ночные съемки, — дал максимально честный ответ. — Где-то часов с шести вечера и до полуночи. Снимаем в промзоне, поэтому может получиться и до утра, там некому мешать. Спорт зал — в два. То есть, по факту, где-то с полудня, чуть позже, останешься одна.
Его что-то беспокоило. И точно, не ситуация с Никиткой. В последнем случае от него ничего не зависело. Если только какой сюрприз не мог ожидать её. Димкин визит уже вряд ли удивит. Впрочем, завтра у всех — рабочий день. Так что до вечера ребят точно не будет. Оставались… А кто, собственно, еще оставался…
— Отлично, — заверила Рита. — Почувствую себя хозяйкой. Помнится, кто-то меня будущей женой представил. Начну вживаться в роль. Поверь, найду, чем себя занять. Или могут быть сюрпризы?
— Да не должно быть никаких сюрпризов, — обронил он, над чем-то серьезно размышляя. — Просто… — а вот проблем очень хотелось избежать. — Тут как-то на пороге бывшая нарисовалась, — сути визита которой так и не понял. А вот как сейчас могла отреагировать Рита…
— Ну, значит — познакомимся, — сообщила она с легким налетом иронии, чем вызвала у Константинова вполне искреннее удивление. — И хватит пытаться решить проблему, которой не существует. Скажи лучше, у тебя телевизор здесь вообще — включают?
Собиралась ли она смотреть этот самый телевизор? Нет. Для чего спросила? Да в большей степени, чтобы уйти от разговора о завтрашнем дне. Не могла понять стремления Константинова заполнить своим присутствием все её дни пребывания в Питере. Тем более, что пол дня-то точно вместе проведут!
— Пульт в ящике, — кивнув в сторону тумбы, под закрепленным на стене телевизором, обронил Константинов.
Она застыла в каком-то непонятном оцепенении. Медленно выложив на тумбу искомый пульт, продолжала что-то очень внимательно рассматривать. А вот напряжение… Снова — осязаемое. Даже на расстоянии. Что могло ввести в подобный ступор…
— Рит, что-то случилось? — совершенно не понимая причины резкой смены настроения, осторожно поинтересовался Константинов.
— Не знаю, от тебя зависит, — проговорила она медленно, доставая из ящика компактную вскрытую упаковку презервативов, в которой не хватало, он точно знал — двух штук. — Эт-то — что?
По всей видимости вечер ожидался с феерическим завершением. А он рассчитывал, если и не на повторение вчерашнего совместного принятия душа, то уж точно, на серьезную благосклонность этой леди. От самого себя не ожидал подобного подъема, учитывая на сколько бурно прошла минувшая ночь.
— Тебе по-русски ответить или французский вариант озвучить? — прерывая собственные размышления, и оставаясь внешне совершенно спокойным, поинтересовался он, выдерживая при этом и максимально ровный тон. Выпад сейчас, чувствовал, ни к чему хорошему не приведет. Рита на взводе. Причем — максимальном. По всей видимости, нарисовала себе в воображении достаточно реалистичные картины его времяпрепровождения в период одиноких вечеров.
— Леша, я в курсе, что это — презервативы или как их там называют: резинки, — съязвила Коташова, продолжая расходиться, — И ты дальше будешь убеждать меня в том, что я — единственная в твоей жизни? А вечерами ты сидишь вот на этом самом диване, и скучаешь в полном одиночестве? Интересно, звонишь ты мне «до» или «после» приятно проведенного времени? Или сейчас прозвучит любимая фраза кобелей — «это не то, что ты думаешь»?
Выглядела на сейчас просто… шикарно. Никогда не думал, что маленькая женщина в гневе может вызвать волну желания, а не полного отторжения. Во всяком случае с Петровой уж точно, кроме ответного негатива, ничего другого не появлялось. А сейчас…
Появилось желание сгрести её в охапку, отнести в спальню. Или — уложить на этот самый диван и успокоить. По-мужски успокоить: поцелуями, лаской, сексом. Правда, на сколько в данном случае будет действенно, и без еще больших последствий — вопрос.
Откинувшись на спинку дивана, задержав на гостье задумчиво-изучающий взгляд, совершенно спокойно (в своей привычной саркастической манере), с расстановкой произнес:
— Да, это не то, что ты думаешь. Это вообще — не то.
— Правда? — брови ее мгновенно «взлетели» вверх. — Может, объяснишь тогда — что? — предложила Рита, рассыпая свою находку по тумбе, — Я не слепая и умею читать. И считать, — добавила тут же. — На коробке цифра двенадцать. В наличии — десять. А мне говорили, что в свои квартиры Алексей Константинов баб не водит.
Она продолжала грубить, а вот во взгляде читались… боль и непонятное ему презрение. Приговор ему уже, по всей видимости, вынесен. Нет, не ему, скорее — их отношениям. Как же она скора на расправу. И снова возник вопрос с её прошлым, о котором до сих пор ничего не знал. Что произошло там, лишив напрочь доверия к противоположному полу? А он, до определенного момента, свои проблемы считал глобальными!
— Рит, ты единственная женщина, ночевавшая в моей московской квартире, и с которой я занимаюсь сексом в этой. Мои квартиры — не публичные дома, — по-прежнему выдерживая ровный тон, заверил Константинов. А она не могла поверить в его абсолютное спокойствие! Если только было не все равно, что она сейчас чувствует. В таком случае получалось, что…
— А из них ты шарики надувал? — и вновь не получилось не съязвить. Да и феноменальное спокойствие Константинова выводило из себя. — Или, может, кстати, для Димки держишь? От Лады он здесь, случаем, не отдыхает?
А вот данный вопрос вызвал у Константинова сдержанную усмешку.
— Это будет последнее, что он сделает тайком от Лады, — отрицательно качнув головой, заверил Алексей вслух. — Не тот у него вариант. Там, действительно, не хватает двух, — поднимаясь, наконец, с дивана и неторопливо приближаясь к гостье, продолжал, — Ума не приложу, куда они делись. Может, хоть сейчас скажешь?
И кой черт не выбросил остальные, вернувшись из Калининграда? Там этого сделать не додумался. А здесь… Разбирая сумку, почему-то не дошел до мусорного ведра. Бросил в ящик ТВ-тумбы и забыл. И в какую проблему эта забывчивость сейчас могла вылиться…
— О чем? — не поняла Рита, вмиг успокоившись. А взгляд задержался на маленьких, рассыпанных по тумбе пакетиках.
— Когда мы первый раз тобой в одной постели планировали оказаться, я положил один под подушку, со своей стороны, — терпеливо пояснил суть своего вопроса Константинов. — Привычка, уж извини за откровение, у меня такая. Чтобы по ходу пьесы не подскакивать и не нестись за ними через пол квартиры, — добавил он, убедившись, что его слова не только слышат, но и правильно понимают, что сейчас было крайне важно. — В самый ответственный момент я его под подушкой не обнаружил. Думал, за кровать каким-то образом соскользнул. Со вторым получился такой же фокус.