Дионисий, будучи сам немолодым человеком, увидел Кирилла уже стариком: ведь Кирилл пришел из Москвы в озерный Вологодский край, когда ему минуло шестьдесят. И вот перед нами сухонький, в полный рост, легкий старичок, словно появившийся прямо из травы и цветов, которые служат ему подножием. Старичок, чья борода заметно тронута сединой (Дионисий обозначает ее бело-воздушными мазками), с добрым, приветливым лицом, на котором бусинками блестят глаза; старичок, который сам, в этой лесной дебри, валил деревья, выжигал пни, разводил нехитрый огород, ловил озерную рыбу - короче, делал нелегкую, обычную, неостанавливаемую крестьянскую работу, от которой грубеют и пухнут руки и обжигается студеным ветром лицо. Редкий образец живописи. Едва ли не единственный - в подлинном значении - портрет в нашем искусстве XV века!
История донесла до нас описание самого Дионисия Глушицкого. Он был невысок, костист, продолговат лицом, имел крупную, не по росту, голову, на которой, как у совы, круглились брови; русая, негустая борода его наполовину была седа. Скончался он в Сосновце 1 июня 1437 года, 74 лет от роду.
КАРГОПОЛЬЕ
Каргополье - незабываемо красивый, зачарованный русский Север, какой-то успокаивающий, мягкий.
Летом, в начале июля, такие здесь светлые ночи, что без электрической лампочки нельзя читать всего два-три часа в сутки. Нежнейшие переходы красок, почерневшее дерево домов, закаты на всю ночь и рассветы чуть ли не с полуночи.
Хорошо отдыхать на Севере. Здесь и народ рассудительный, неторопливый, благожелательный. Когда на лодке проплывете вы мимо сел и деревень, можете быть уверены: встретят вас приветливо, все - от мала до велика.
И это вдвойне приятно.
Водой пришли в эти места русские люди, по воде в основном путешествует здесь и заезжий народ. В Белозерск и Ферапонтово, в Тотьму и Сольвычегодск обычно добираются по воде, повторяя тот путь, который проделывали в старину наши предки.
Впрочем, не совсем тот путь. Водные маршруты стали разветвленнее, шире. По голубым дорогам Волго-Балтийской системы поплыли москвичи и ленинградцы к обетованным северным местам.
А стремясь на Север, как обойти старинный город на Онеге-реке! Имя его какое-то загадочное, с южным «привкусом», - Каргополь… Хоть по ладу своему, сосредоточенности облика, из которого изгнано пиршество жарких красок, город-то сугубо северный. В старину город был знатен. Посылал дружину свою на Куликово поле, в помощь князю Дмитрию Ивановичу, а при Грозном соборы многоглавые, грузные, вековой прочности возводил. Да и вокруг самого Каргополя кипела жизнь. Звонили по хвойным лесам монастырские умельцы, дружно ошкуривали бревна, варили смолу, солили рыбу, промышляли зверя… Округа была наполнена деятельным трудом, сами себя кормили и одевали, да еще о красоте не забывали.
Заповедны теперь места вокруг Каргополя. Взять хоть путь из города до Лядин, тридцать пять километров чудес. Помнится, почти все эти версты прошли мы пешком, делая привалы по собственному усмотрению, - не торопились. Так-то вот удалось кое-что посмотреть. Но по порядку…
Вот хотя бы деревня Гринево. Деревня как деревня, каких на Севере сотни, но известна она, пожалуй, всем любителям народного творчества. Причиной тому - знаменитые игрушки Ульяны Ивановны Бабкиной. О них говорили и говорят, каргопольские игрушки заняли свое место в музейных стендах. На наш взгляд, есть в них та наивность и интуитивная сила обобщения, которая столь тянет, привлекает и обычного крестьянина, и эстетствующего столичного интеллектуала.
На каргопольские ярмарки и базары - вплоть до начала XX века - из Гринева возили различную глиняную посуду и веселые игрушки. Грубоватые, но забавные, они изображали лесных зверей и домашних животных, лихие тройки, танцующие парочки, посиделки - словом, несложное каргопольское житье-бытье. В Гриневе большинство мужчин лепило посуду, но игрушки делали всего несколько человек. Ведь для такого ремесла недостаточно одного опыта. Нужен талант, чувство юмора, живое ощущение реальности.
Гончарный промысел в деревне прекратился еще до Великой Отечественной войны. Исчезла бы и гриневская игрушка. Но ведь счастье: одна чудесная старушка, Ульяна Ивановна Бабкина, сохранила память о старинном ремесле. Жила она одиноко, замуж, как говорят в деревне, «не выхаживала», кормилась, собирая на продажу ягоды и рыжики (бегала «по рыжицки»), а зимой, тоже на продажу, лепила игрушки, обжигала их по дедовскому способу в обычной русской печи.