Привычным движением она скатала из длинных темно-каштановых волос тугие валики и закрепила их на затылке изящными черепаховыми гребешками. Блайт заставила себя еще раз посмотреться в зеркало, затем недовольно одернула платье и, резко повернувшись, направилась из комнаты.
В этот момент к двери спальни, с другой стороны, приближалась Лиззи, маленькая неряшливая служанка. Опустив голову, она с трудом несла огромный медный чайник с горячей водой и просто не могла видеть выходящую из комнаты Блайт. Столкновение оказалось неизбежным. Вода, разумеется, расплескалась, а служанка с воплями и причитаниями принялась лихорадочно отряхивать промокшую юбку хозяйки.
– Извините, что я опять опоздала, мисс Блайт, – простонала Лиззи. – Но миссис Дорнли послала меня к Симмонсу, мяснику, потому что ей уже стыдно показываться ему на глаза. Я только что вернулась. А сейчас вас зовет ваша бабушка, – служанка сочувственно поморщилась и отправилась восвояси, пробормотав напоследок: – Возможно, вы ее уже и сами слышите. Да и все соседи тоже.
Блайт посмотрела вслед острой на язычок девушке, затем, нагнувшись, как следует разгладила ладонью влажные пятна на платье, беспокоясь о том, что они наверняка будут заметны, когда высохнут. Волна раздражения вновь захлестнула ее, но Блайт постаралась успокоиться. Горячая вода была единственной роскошью, которую она могла себе позволить или, по крайней мере, пыталась это сделать. Впрочем, что толку от воды, если каждое утро ее приносят слишком поздно и все заканчивается тем, что Блайт сама же относит воду бабушке?!
Кроме того, Лиззи и так достается: по утрам ей еще приходится помогать на кухне миссис Дорнли, экономке. Кухарка давно уволилась, недовольная маленьким жалованьем, и теперь преданная семье экономка вынуждена готовить сама. Смешно сказать, в доме, где когда-то сновала полная дюжина слуг, их осталось только трое: миссис Дорнли, Лиззи и старый Уильям – слишком старый, чтобы беспокоиться о своем жалованье, а временами и о своих обязанностях. Не желая впадать в отчаяние, Блайт как заклинание неустанно твердила себе одно и то же: в эти тяжелые времена им всем приходится много работать, и неразумно ожидать мгновенного исполнения всех своих желаний, пусть даже самых скромных. А Блайт Вулрич как раз и считалась очень разумной молодой женщиной.
Подняв чайник с водой, Блайт поспешила по темному коридору, ориентируясь по памяти. В доме давно не было свечей, чтобы вставить их в великолепные старинные канделябры, украшавшие стены. Изысканные ковры и элегантные деревянные панели – иными словами остатки прежней роскоши – также напоминали о былом процветании дома Вулричей. Три поколения праведно и трудолюбиво, с верой во Всевышнего жили в этом великолепном особняке, и каждое вносило свой вклад в поднятие престижа торговой и фрахтовой компании, владельцами которой являлось их семейство. Однако за последние пятнадцать лет дом заметно пришел в упадок. Похоже, его нынешние обитатели будут последними, кто насладится остатками прежней роскоши. Если дела пойдут так и дальше, от состояния Вулричей скоро не останется и следа, а затем исчезнет и весь род.
Величественную тишину старинного здания вдруг разорвал пронзительный крик Наны Вулрич. Блайт едва не споткнулась от неожиданности и, закрыв глаза, покачала головой, в который раз удивляясь, каким образом столь хрупкое, слабое тельце может вмещать в себя такой голосище. Она ускорила шаг, чтобы поскорее положить конец этим душераздирающим воплям.
– Бла-а-айт!
– Я здесь, Нана! Вовсе ни к чему так кричать.
Блайт вошла в просторную обставленную добротной мебелью спальню бабушки и принялась раздвигать портьеры из темно-вишневой парчи, впуская в комнату утренний свет.
– Ко мне никто не приходил, – донесся до нее голос Наны Вулрич, в котором явственно слышались плаксивые нотки.
Блайт откинула полог кровати и взглянула на обиженное лицо бабушки, почти наполовину скрытое ночным чепчиком.
– Эта твоя девушка, – продолжала Нана, – она вообще не обращает на меня внимания. А я лежу здесь больная и… так жестоко страдаю.
«Даже корабли в гавани наверняка слышали этот кошачий концерт», – в сердцах подумала Блайт, а вслух сказала:
– Поверь, бабушка, Лиззи очень много работает и просто не могла зайти к тебе утром, потому что миссис Дорнли послала ее к мяснику.
Заметив, что старушка пытается сесть, Блайт бросилась ей на помощь.
– Ты принесла мне воду? – капризно спросила Нана, вытягивая шею, чтобы посмотреть, не стоит ли что-нибудь на полу, и, обессилев, снова откинулась на подушки.
– Да, разумеется, – ответила Блайт, укутывая плечи бабушки взятой с кресла шалью.
– А мыло, о котором я тебя просила?
Блайт перевела дыхание, готовясь к новому взрыву негодования со стороны Наны.
– Я забыла твое лавандовое мыло. Возможно, завтра…
– Завтра… – Нана неожиданно закашлялась и лишь спустя некоторое время с трудом прохрипела: – Всегда завтра, а я не знаю, сколько таких «завтра» мне еще осталось. Я прикована к этой проклятой постели, забыта друзьями и брошена на произвол судьбы надменными и непочтительными слугами. А теперь даже ты забыла обо мне! – ее голос прервался, она всхлипнула и промокнула кончиками пальцев уголки глаз. – Не знаю, как я смогу пережить еще один день…
– Нана, пожалуйста, – Блайт обняла бабушку за плечи, охваченная смешанным чувством жалости и раздражения. – Поверь, я вовсе не забыла о тебе, просто у меня много дел. Обещаю сегодня же принести тебе мыло, – заверила она, хотя, по правде говоря, не имела ни малейшего представления о том, как ей удастся достать подобную роскошь. – А теперь давай умоемся и переоденемся. Я уверена, после ячменного кофе и свежей булочки ты почувствуешь себя гораздо лучше.
– Терпеть не могу ячменный кофе. Да и вряд ли это вообще можно назвать кофе, – проворчала Нана, поглубже зарываясь в одеяло.
Блайт пришлось уговорами и лестью заставить ее заняться ежедневным утренним туалетом. Когда наконец на старушку был надет свежий чепец, Блайт с облегчением принялась наполнять горячей водой глиняную бутылку, которую Нана, по обыкновению, держала у своих вечно холодных ног. Девушка уже собралась уходить, когда Нана цепко схватила ее за руку и со страдальческим выражением лица проговорила:
– Будь хорошей девочкой и принеси мне книгу, – искривленный старческий палец указал при этом на мраморный столик возле камина. – И мое вязание… Эта спесивая девчонка положила его на подоконник.
Блайт кивнула и послушно направилась за книгой, а Нана внимательно следила за внучкой.
– К полудню мне понадобится немного красной пряжи, – продолжила она, затем сделала паузу, выжидательно уставившись в спину девушки. Отказа со стороны внучки не последовало, и серые глаза старушки удовлетворенно сверкнули. – Тебе также придется напомнить преподобному Уоррену, что он должен навестить меня на этой неделе. Вероятно, Уоррен просто забыл это сделать. Не знаю, о чем он только думает: так пренебрежительно относиться к своей пастве! – с осуждением заметила Нана.
– Я сделаю все, что смогу, – ответила Блайт, вручая бабушке книгу.
В этот момент что-то опять едва ощутимо шевельнулось у нее в груди и плавно скользнуло куда-то вниз. Точь-в-точь, как это произошло сегодня на рассвете.
– И скажи своему отцу, чтобы он непременно зашел ко мне сегодня! Он просто обязан! С его стороны грешно так ко мне относиться! – гремел вслед Блайт голос Наны.