– Для меня это какая-то загадка, – не унималась девица. – В рекламе же ясно сказано: «Смотрит с обожанием». Значит, снизу вверх.
Клинг кашлянул.
Бун повернул голову.
Никто не назвал бы его красавцем, но все же лицо у него было привлекательным. Ростом он, скорей всего, не вышел, волосы слишком темные и густые, а черты лица неправильные, как у боксера. Но повернулся он с такой удивительной легкостью, что Клинг понял: у этого гибкого и широкоплечего человека отличная координация движений и, надо полагать, хорошо тренированное тело десантника. Глядя прямо на Клинга блестящими карими глазами, Бун быстро направился к нему, протягивая руку.
– Детектив Клинг? – осведомился он.
– Да, – сказал Клинг. – Надеюсь, я не помешал?
– Ни в коем случае! – сказал Бун и, обернувшись, спросил: – Карл, ты не против, если мы сделаем маленький перерыв?
– Я плачу королеве джунглей всего-навсего сорок долларов в час, – заметил тот, что стоял, скрестив руки на груди.
– А я бы с удовольствием сделала перерыв, – откликнулась девица. – Это очень утомительно – все время таращиться в пол.
– Давайте, валяйте, – сказал Карл, опуская руки. – Делайте перерывы. Учитесь смотреть сверху вниз. Учитесь смотреть сверху вниз, создавая впечатление, будто вы смотрите снизу вверх.
– Для этого надо быть циркачом, – вставила девица.
– Порой мне кажется, что я и есть циркач, – сказал Карл. Клинг с Буном отошли в сторону. Бун вытащил из кармана пачку сигарет и протянул Клингу.
– Хотите?
– Спасибо, нет.
Бун вытряс из пачки сигарету и закурил. Он выпустил кольцо дыма, вздохнул и сказал:
– Кто её убил?
– Мы не знаем? – признался Клинг.
– Чем я могу помочь?
– Вы можете помочь, ответив на кое-какие вопросы, если, конечно, ничего не имеете против.
– Нет, отчего же, – сказал Бун и затянулся. – Начинайте.
– Сколько времени вы были женаты?
Бун не стал долго подсчитывать и тотчас ответил:
– Пять лет, два месяца и одиннадцать дней.
– Вы все так точно помните?
– Это было самое счастливое время в моей ждзни.
– Правда?
Лицо Клинга оставалось непроницаемым. Он вспомнил, что говорила ему миссис Травайл, но и бровью не повел.
– Совершенная правда, – сказал Бун.
– Почему же вы развелись?
– Я ей надоел.
– Разрешите уточнить, – сказал Клинг. – Это она попросила развод?
– Да.
– Почему?
– Не знаю. Я очень удивился. Мне казалось, что мы прекрасно ладим. Я любил её, видит Бог!
– Начнем-ка сначала, – предложил Клинг.
– Ладно. С какого места?
– Где вы познакомились?
– В библиотеке.
– Когда?
– Восемь лет назад, в сорок девятом году.
– Ясно. В каком месяце?
– В июне.
– Что вы делали в библиотеке?
– В то время я был на вольных хлебах. Как раз тогда мне предложили постоянную работу в одной промышленной фирме, и мне понадобились образцы моих работ. Кое-что было напечатано в журнале по фотографии, вот я и пришел в библиотеку, чтобы найти нужный номер.
– Нашли?
– Да. И заодно познакомился с Анни.
– Как это случилось?
– Довольно странно. Я вообще-то человек нервный. Сидел и барабанил пальцами по столу. Я взял... как это у них называется... журнальный указатель, потому что не мог вспомнить, в каком номере были мои фотографии, сидел за столом, листал его и барабанил пальцами по столу. Так уж я устроен. Много нервной энергии. Я всегда либо постукиваю пальцами, либо притопываю ногой. Вот...
– Пожалуйста, продолжайте.
– Анни сидела рядом и читала. Она попросила меня прекратить барабанить. Мы даже слегка поцапались из-за этого. Но я не сердился. Она была чертовски привлекательна, и я, признаться, затеял перепалку только для того, чтобы потом извиниться.
– Вам это удалось?
– Да. Я принес извинения и пригласил её пообедать. Она согласилась. С этого все и началось.
– Какая она была – Анни?
– Анни? – В глазах Буна появилась печальная задумчивость. – Это самая удивительная девушка из всех, что я когда-либо встречал. Она была сама жизнь, мистер Клинг. Сама жизнь! Есть немало людей с огненными волосами, но это их единственный огонь. Все остальное – тускло и безжизненно. Вы обращали внимание, что у большинства рыжих очень бледная кожа? Когда они оказываются на солнце, то сразу краснеют, как омары. Анни не из их числа. Она была полна огня. Пламенные волосы только подчеркивали её огненную натуру. Она не любила сидеть сложа руки, обожала плавать, ходить на лыжах, ездить верхом. Это был праздник, честное слово. На солнце она не обгорала, а бронзовела. Она была красавицей. Я её просто обожал и отдал ей все, что у меня было. Я любил ее!
– Что же между вами произошло?
– Понятия не имею.
– Но у вас есть какие-то догадки? Бун беспомощно пожал плечами.
– У нас родилась Моника, – сказал он. – Вы её видели?
– Да.
– Правда, прелесть?
– Правда.
– И с каргой тоже виделись?
– Простите, не понял.
– С моей бывшей тещей, миссис Травайл.
– Да, я её видел.
– Стерва! – выругался Бун. – Я подаю на неё в суд, вы об этом слышали?
– Нет.
– Потому что она не отдает мне дочь.
– У меня создалось впечатление, что она к вам хорошо относится, – сказал Клинг.
– Серьезно? Она великая актриса. Боюсь, что из-за нее-то и развалился наш брак.
– Почему вы так думаете?
– Она ненавидела Анни. Карга потеряла всех своих мужиков. И ей не нравилось, что у её дочери есть муж. И ещё карга потеряла свою красоту, а Анни была красавицей. Карга – дура, Анни – умница.
– Вы сказали – умница?
– Да, очень сообразительная. И что бы она ни делала, все у неё получалось. Схватывала все на лету, мистер Клинг. Моментально. Мне с ней было нелегко тягаться.
– Она... Значит, она не из тех, кого считают тупицами?
– Анни – тупица? Что вы! Напротив, в ней было редкое сочетание быстрого ума и красоты. И она не любила этим бравировать. Не старалась показать тебе, какой ты олух. О Господи, мистер Клинг, как бы мне вам объяснить, что такое Анни! Встреча с ней – лучшее, что было в моей жизни. Если бы не она, я не стал бы тем, кто есть. Когда мы познакомились, я был туповатым малым с фотоаппаратом в руках. Теперь я понимаю, чего хочу от жизни, соображаю, что в жизни важно, а что нет. И все благодаря ей. День, когда мы расстались, – самый черный в моей жизни!
– Вы пытались объяснить, почему вы все-таки развелись...
– Ах да. Так вот, у нас родилась Моника. Разумеется, когда у вас ребенок, приходится многим поступаться. Жизнь перестает быть сплошным праздником. Как бы вы ни любили ребенка, он вас связывает. Но Анни и слышать не хотела, чтобы с Моникой сидел кто-то, кроме неё и карги. Она вообще хотела, чтобы карга переехала к нам, а я был решительно против. Я не мог взять в толк, почему бы нам не пригласить няню. Так делают многие молодые пары, но Анни этого не хотела. Ни за что! Она любила Монику, как... В общем, очень любила и в то же время в глубине души ненавидела – за то, что она нам мешала. В выходные дни, например, мы уже не могли отправиться в поход. Не могли взять и поехать на недельку к морю...
– Что еще? – спросил Клинг.
– Мне не хотелось бы говорить об этом...
– И все же?
– Она, что называется, начала меня перерастать, – объяснил Бун.
– В каком смысле?
– В интеллектуальном. Я ведь кто? Человек-фотоаппарат! Фотография – моя профессия. Я смотрю на мир, словно в видоискатель. Так я воспринимаю окружающую жизнь. Я умею чувствовать, мистер Клинг, но я не из интеллектуалов, что правда, то правда.
– Понимаю, – сказал Клинг.
– Анни развивалась интеллектуально – в отличие от меня. А фотоаппараты не развиваются, мистер Клинг, они только фиксируют жизнь.
– Значит, Анни стала вас перерастать?
– Именно.